Игорь Губерман - Чудеса и трагедии чёрного ящика

Позднее такие опыты проводили десятки исследователей. Многие сны действительно частично отражают то осознанные, то бессознательные дневные желания и мысли. Радости, вожделения, тревоги, надежды и волнения ежедневной жизни мозг легко облекает в самые невероятные и причудливые формы. Но вполне определенное (абсолютно всегда наделяющее сонный хаос жесткой и строгой логикой) фрейдистское толкование снов – это уже, вероятно, факт истории психологии, а не ее сегодняшний метод.

Однако идея, что содержание и тональность снов значительно зависят от настроя и направленности психики, еще очень пригодится человечеству. Когда врачи, вооруженные знанием механизмов работы мозга, смогут по самым разным проявлениям психики (а в том числе и по сновидениям) судить о характере искажения этих механизмов. Фрейду же, кстати, принадлежит и очень важное, вполне достоверное утверждение: сновидения зарождаются в той же мастерской, что и художественные произведения.

Об этом трудно говорить сейчас вполне определенно, ибо и сегодня ученые спорят о физиологическом и психологическом назначении сновидений. Единодушно сходясь лишь в одном: это не случайный срыв отключенно отдыхающего мозга, а жизненная необходимость, такая же, как дыхание, вода, пища. Но в таком случае сны должны сниться и животным? Несомненно, отвечают исследователи. (Охотники даже утверждают, что в состоянии точно определить – лиса или заяц снятся их собакам. К сожалению, охотникам давно уже никто не верит, и они вынуждены излагать свои ценные наблюдения доверчивым рыболовам.) Но тогда какую роль играют сны у собак? Что за вожделения не становятся у собак явными желаниями, а стыдливо изгоняются в подполье? Ведь у них нет воспитанного обществом фильтра сознания.

Достоверно и доказательно обнаружено, что всем людям снятся сны каждую ночь – мы только в большинстве случаев не помним этого. Интересно, что электрическая активность спящего мозга в ряде областей даже выше, чем у мозга бодрствующего. Это неведомое рабочее (подчеркиваю – рабочее, а не отдыхающее) состояние – совершенно темная пока проблема, гипотез в которой – сотни.

Известный английский невролог Джексон завещал: «Поймите природу сновидений, и вы поймете психозы». В работе этой исследователям еще многократно пригодятся многочисленные идеи и толкования Фрейда – пусть не приемлемые целиком, но несомненно имеющие ценность.

Фрейд объяснял и шутки, остроты, каламбуры. Только и в них он отказался видеть познающее, моделирующее мир творчество. Шутки стали выглядеть в свете его теории тоже воплощением, реализацией спрятанных, вытесненных моралью цивилизованного общества стремлений – сексуальных или агрессивных.

Забывчивость, оговорки, описки и другие осечки памяти ученый анализировал с помощью убедительных и изощренных догадок и сопоставлений. Он утверждал, что глубина запрятанности в памяти какого-либо факта, лица или события диктуется скрытым нежеланием вспомнить о них, связанными с этим отрицательными эмоциями. И нет случайных неловкостей в поведении, отка зов памяти в разговоре и непроизвольных ошибочных действий. Все объяснимо, и очень часто оговорки обнаженно вскрывают сущность подлинного желания – сказать нечто прямо противоположное тому, что произносится вслух.

Психиатры уже давно отметили, что во всех видах поврежденной психики явно выделяются «два главные корня страстей человеческих: ненависть и любовь». Главные, но не единственные. Страх и гнев – эти охранные биологические реакции, свойственные всему живому, вполне естественно заслонили врачу Фрейду, ежедневно занимавшемуся больными, другие проявления человеческой психики. Так, агрессивность Фрейд считал от природы присущим человеку свойством, доставшимся по наследству от животных оружием – подарком естественного отбора, а потому свойством неистребимым, снабжаемым значительным запасом психической энергии: И тонкий удерживающий слой сознания, наложенный цивилизацией, казался Фрейду зыбким, ненадежным и не поддающимся упрочению барьером. Этим предопределилось отсутствие надежд на будущее человечества, и где-то впереди вырисовывалась даже возможная пропасть на пути его развития. Пропасть, определенная невозможностью совсем обуздать звериные инстинкты и ростом, совершенствованием оружия взаимоуничтожения. Так что же, есть ли она, эта непобедимая агрессивность?

Оказывается, есть! Это полноправная часть, той наследственно закрепленной программы действий, которую принято называть инстинктом оборонительным. А нападение, захват – естественная часть борьбы, которую ведет живое существо, чтобы уцелеть, и оборона в чистом виде – такое же проявление этой программы; как и агрессия.

Ты возразишь, читатель, ты скажешь: стоит всмотреться в себя лично и в наше человеческое окружение, чтобы убедиться: мы совершенно миролюбивы, у нас нет стремления убивать и захватывать.

Конечно, его нет. А стремление полностью удовлетворить возникающие желания, доказать свою правоту, убедить окружающих в мыслях, которые кажутся очевидными? Существует рефлекс цели – побуждающая сила поступков (для получения ли земных благ или осуществления идеи), а разве активная настойчивость не является его исполнительным мотором?

И еще. Вспомни, читатель, какими эмоциями ты реагируешь на сопротивление окружающих твоим желаниям, стремлениям и мыслям. Но ты человек, читатель, нормы человеческого общения позволяют тебе, несмотря на раздражение и даже гнев, пользоваться одним лишь оружием – трудом, убеждением, словом.

Вот здесь-то и начинается главное! Произошло следующее. Идеи Фрейда остались бы в пределах науки, плодотворно обсуждались бы и переосмысливались, в них вносились бы коррективы (воображение очень уж далеко заносило его – и он считал, что лишь законы психологии, а не законы истории и экономики движут человечество), не случись вот что: его идеи пригодились буржуазной политической идеологии.

Ничем не брезгуя, буржуазные, а вскоре фашистские «популяризаторы» брали от него все, что удавалось, чтобы приспособить его гипотезы к популярному оправданию насилий, совершаемых на планете. Они пользовались всем подряд: перечислением жестоких черт, доставшихся нам от предков, всей грязью, которую поднимали Фрейд и его ученики из глубин подсознания пациентов.

Нарисованный Фрейдом напор из глубины мозга темных устремлений стал широким оправданием будто бы неизбежных насилия и войн. Но ведь убийственные войны – не результат суммирования агрессивных стремлений каждого отдельного человека, а продукт всего человеческого общества, которое толкнули на эти войны группы людей, обладающих властью, средством заставить участвовать всех в их действиях и аппаратом пропаганды для внушения соответствующих идей. Войны – тема обсуждения для социолога и экономиста, а идеи ученого – только ширма.