Николай Самуйлов - Цветные пятна из чёрного ящика моей машины времени

Вниз иду по склону лестницы,
Шаги считаю словно годы.
В ней ступеньки – мне ровесницы:
Там ⎼ радости, а тут ⎼ невзгоды.
Назад взглянул – увидел тени
Бездумно прожитых мной лет.
Там всё, что было, без сомнений,
Из прошлого мне шлёт привет.
Смотрю вперёд, на то, что будет
Со мною завтра, через год.
На то, как жизнь меня рассудит,
Толкая в свой водоворот…
Шагать бы так до Бесконечности.
Но наша жизнь короче Вечности…

В конце концов, сравняет время
Громады гор с пустыней мрачной,
И океан водой прозрачной
Погубит всё людское племя.
Километровые глубины
Укроют рай, сейчас цветущий,
И ветер, смерть с собой несущий,
Промчит над всепланетной льдиной.
Под солнцем красным и холодным
Застынет день, во тьму летящий,
И космос, жизни не щадящий,
Обнимет кости псом голодным…
Так под луной, в потоке лет,
Исчезнет нашей жизни след…

Не искрят голубые очи.
На лицо сел морщинок рой.
Седина твои кудри точит ⎼
Укрывает каштан зимой…
И пугающая всех конечность
Нашей бренности так близка,
Что не вечною кажется вечность
В серебристых твоих висках…
И мучения, и стенания,
От ползущей к тебе тоски,
Словно вечное заклинание,
Где от памяти лишь куски…
И оградка уже на примете,
Что поставлю тебе на рассвете…

Он с виду чудной и даже странный :
В одежде, в походке и разговорах.
Кто-то ворчит: вот шут деревянный!
И осуждение в мутных взорах.
А он на подиум, тихий и нежный,
Увешанный лентами и мишурой,
Выносит голос, как небо, безбрежный,
И рушит на публику снежной горой…
И гаснут окурки над пьяной губой
У проституток от глупостей млеющих.
Ведь Пенкин Серёжа для них «голубой»
И нищий для них, ничего не имеющих.
И сыплют под ноги Серёжке купюры
За голос серебряный «нищие» дуры…

Одноногие, на костылях,
С взором радостным, беззаботным,
На футбольных резвятся полях ⎼
Роты юношей, вместе с ротным.
На воротах сержанты без рук,
На трибунах ⎼ протезы, коляски…
И не видно ни горя, ни мук
На зелёной планете без маски.
Все забыли о мире вовне.
Все довольны собою по-детски.
Их планида взошла на войне
И сияет для них по-советски…
А вокруг, веселя тишину,
Дети снова играют в войну…

Из кирпичей мы строили наш мир.
И вот я в пирамиду заключён.
Земля здесь, небо, звёзды и эфир,
И то, чем жил, и то, чем увлечён.
Работа здесь моя, моя жена,
Старушка мать, две дочери и дом,
В котором наша ересь рождена,
И где она скончается, потом.
В том мире мне знаком любой кирпич,
Пылинка каждая известна мне.
И каждый мне понятен был Ильич,
И даже те, кто с ними наравне…
Но тут сказали нам, настал момент,
Что кто-то, строя, воровал цемент…

Господи! Что за туманы над лугом!
Вот бы раздумья над ними развеять!
Я бы на них моим мысленным плугом
Грядки нарезал, чтоб росы посеять.
По росам вечерним рассыпал бы зори,
И подождал, пока всходы взойдут…
А лунным лучом в перламутровом море
Я бы воздвигнул туманный редут.
Я бы в тихий туман как в омут упал,
Попросив у Луны серебра по пути.
Там каждая капелька – чистый опал,
Там зелье волшебное можно найти.
Ну а при зелье, прости меня Боже,
Нам возвращаться на землю негоже…

Звездопад и туман, и луна ковригой,
Опьянили меня по дороге к дому.
Я стою и смотрю, и любуюсь книгой,
Что на Млечном пути написали гномы.
Тихий шорох страниц, словно шёпот звёзд,
Ублажают мечту – будят мыслей рой.
И крылатый Пегас – недоступно прост —
Мне покажет тропу и возьмёт с собой.
Там и тернии есть, и крапива-злюка,
Там Кощей, и Дракон, и Иван-дурак.
Только я гадам тем не открою люка,
А Иван сможет сам покорить сей мрак…
Ох, и чуден ваш мир, вурдалаки-черти!
Как бы мне не пропасть в этой круговерти!