Игорь Губерман - Чудеса и трагедии чёрного ящика

В сорок третьем году швейцарский биохимик Гофман (тот самый, что через двенадцать лет испытает на себе воздействие псилоцибина), работая со спорыньей – срибком, поражающим рожь и пшеницу, – переливая раствор, неосторожно и сильно втянул ртом содержимое пипетки, так что несколько капель проглотил. Неаккуратность стоила ему быстро ухудшившегося самочувствия и тошноты. А через короткое время лабораторную обстановку сменили быстро мелькающие галлюцинации. Геометрические фигуры, люди, животные, меняясь, как в калейдоскопе, замелькали перед его глазами. Потом появилась болтливость, улучшенное самочувствие, стремление говорить в рифму, подвижность. Они сменились замедлением и остановкой речи, страхом, затемнением сознания. Справедливо связав эти состояния с проглоченными каплями раствора, Гофман назавтра же все повторил сознательно. И вновь пережил кратковременный приступ безумия. Он же и выделил этот препарат, сокращенно названный ЛСД. Человечество получило наркотик, в сто раз более эффективный, чем мескалин, и в несколько тысяч раз – чем псилоцибин. Гофман же первый испытал и раздвоение личности: ощущая, что невесомо парит в пространстве, он видел собственное тело, безжизненно распростертое внизу.

В середине пятидесятых годов ЛСД начали исследовать вплотную, и столкнулись с проблемами, далеко выходящими за рамки лечебной и научной, медицины.

После приема ЛСД испытуемые чувствуют гамму запахов, воспринимая музыку; слышат звуки, видя оттенки, цвета; ощущают телесное прикосновение, принюхиваясь к аромату духов. «Я взбираюсь по музыкальным аккордам… Я впитываю орнамент». Как будто расстроенные органы чувств перемешивают каналы своей информации. При исполнении Пятой симфонии Бетховена человек начал гладить воздух, утверждая, что он различает мотивы на ощупь: «Это чистый шелк… Это острая галька… Это одежда ангела». Иногда связь мысли с галлюцинацией очень образна: больной видел свой собственный мозг в виде огромного бассейна, куда параллельными, молниевидными стрелами вонзались слова врача, будоража ровную поверхность. Изменяется восприятие времени, которое то летит, то застывает; искажается и уродуется схема тела – вырастают ноги, до исчезновения уменьшаются руки, непостижимые гримасы перекашивают отраженное в зеркале лицо. Чувство полного и диковинного превращения личности с удовольствием комментируется самим человеком: «Я распадаюсь по швам. Я раскрываюсь, как красивый желтый-желтый апельсин! Какая радость! Я никогда не испытывал подобного экстаза. Наконец-то я вышел из своей желтой-желтой корки апельсина! Я свободен! Я свободен!»

И другие искажения личности, порой до того напоминающие болезнь, что специальная комиссия из нескольких десятков очень опытных врачей, прослушивая записи бесед с больными и испытуемыми, не могла отличить: шизофрения или отравление.

Ощущения и галлюцинации вовсе не всегда приносят радость. (Кстати, стоит вспомнить, что галлюцинации и бред больных, как правило, связаны как раз с неприятностями, ожиданием бед, тревогами и тоской. Когда расстройство психики наступает в реальных, а не в искусственных лабораторных условиях, повседневные тяготы существования властно определяют печальную тональность психоза.) Рассудок, омраченный ЛСД, рождает порой не праздник, а трагедию. «Все разваливается на куски. Я разваливаюсь. Сейчас случится что-то ужасное. Черное. Черное. Сейчас случится что-то страшное. Моя голова разваливается на куски. Это ад. Я в аду. Вытащите меня отсюда! Вытащите!!»

ЛСД относится к тому же химическому братству, что адреналин, псилоцибин, мескалин и несколько других наркотиков. Вещества, служащие психическим лекарством, обнаруживают аналогичное строение. А конструктивная разница в этом строении напоминает неуловимо разнящиеся бороздки на ключах внутренних замков. Из-за таких едва заметных отклонений в профиле ключи эти отпирают разные двери. Еще не зная, в какое звено химических цепочек обмена попадают психические яды, ученые стремятся пока уловить разницу в их действии по внешним проявлениям психики. Поразительно трудная задача, ибо индивидуальные характеристики психики почти несопоставимо своеобразны, а поставить два одновременных опыта на одном характере – увы, невозможная затея. Хотя (припомните главу о памяти) кое в чем здесь, возможно, помогут в недалеком будущем обезьяны с искусственно раздвоенным мозгом.

Среди описанных временных безумий очень немного случаев расстройств, приносящих радость. Однако то любопытство, то стремление сменить наркотик, то просто – и это самое распространенное – желание забыться в видениях, как ищут отдыха в кино и виски – все это привело к тому, что в Америке проблема потребления ЛСД стала с недавних пор национальным бедствием. Ничтожное количество, которое нужно человеку для опьянения (одна десятитысячная грамма), достаточно, чтобы выбить его сознание из нормальной колеи на несколько часов, а для некоторых – и на несколько дней. Черный рынок галлюциногенов все расширяется, рождая странное движение, идея которого – новая современная религия на базе ЛСД. Работа и наркотик – вот основа страны, в которой, по мнению жрецов этой новой религии, наступит покой и счастливое братство. Мы сейчас поговорим об этом.

А ЛСД между тем заинтересовались военные. Милитаристов не интересуют видения, им и без того чудится заманчивый призрак: армия противника, временно сходящая с ума. В самом деле, всего 400 граммов ЛСД достаточно, чтобы вывести из строя четыре миллиона человек – при условии, что каждому достанется какая-нибудь часть и что армия нападающая при этом, естественно, не пострадает (хотя ни в одной из войн еще не случалось, чтобы оружие не оказывалось обоюдоострым). Армия противника, мечтают милитаристы, на время превратится в стадо. Народ, целый народ всей страны, мечтают проповедники религии на базе ЛСД, превратится в послушную обезличенную толпу, покорность которой будет надежно куплена ежедневной выдачей наркотика.

Расширение сферы духовной и эмоциональной жизни, богатство новых ощущений заставляют отдельных молодых художников и музыкантов тоже с одобрением и надеждой говорить об эпохе ЛСД (хотя попробовавшие уже убедились – возрастает при приёме наркотика не творческая отдача, а повышается самооценка сделанного, что идет искусству во вред, несмотря на действительно раздвинутые горизонты чувствования мира).

Нравоучительные сентенции на тему о морали, долге и назначении человека, равно как и напоминания (наркотики стремительно рождают привыкание и тягу к ним) о страшной участи неотвратимо опускающихся к безумию наркоманов, только повредили бы необходимым самостоятельным раздумьям каждого на эту тему.