Рафаил Гругман - Боря, выйди с моря

— Ну, а дальше — это не телефонный разговор. Приезжай после работы ко мне, я тебе все расскажу, — закончила она, что со времен телефонизации Одессы означало: еще есть что сказать, но враг не дремлет.

Изино выселение пришлось на день отложить — есть дела поважнее. В течение дня он дважды пытался говорить с ней по телефону, но как только она слышала его голос, тут же бросала трубку: пусть мучается.

Позвонила Муся. Поинтересовалась, что произошло у них с Изей, и рассказала о ночном скандале. Шелла извинилась за ложь, сказав при этом, что была недалека от истины, и осталась удовлетворена содеянным: оба кретина получили по заслугам.

Когда она приехала к маме, ужин был на столе.

Пока Шелла ела, Слава Львовна в подробностях передала свой разговор с Региной. Вначале она просто сказала, что нам русский зять не нужен, но довод этот Регину не убедил. Тогда она попыталась напомнить, что со временем они все равно уедут, а русский муж, мало того, что не захочет ехать в Израиль, он и Регину не выпустит. Особенно, если появятся дети. И тогда она будет куковать здесь до скончания века. И кусать себе локти, что не послушалась.

Довод был убедительный, но Регина и его не приняла во внимание, ответив: ''Бабушка, мы еще никуда не едем. Хаим выйди из машины".

Дело принимало нешуточный оборот, и Слава Львовна принялась теперь атаковать дочь.

— Ты должна с ней серьезно поговорить. В этом возрасте они все безголовые. Не дай Бог, как Сима с третьего этажа, начнет с ним жить, забеременеет и останется одна.

— Ну, до этого дело не дойдет, — убежденно возразила Шелла, допивая компот.

— Ты знаешь… — с интонацией, за которую при чтении строчек Маяковского ''ты знаешь, город будет… ты знаешь, саду цвесть…" давали десять лет, ответила Слава Львовна, и им стало ясно: ребенка надо спасать.

— Даже Абрам ей сказал, — продолжила Слава Львовна, — что, может, он и хороший парень, но все равно антисемит. Не он — так его родня. Сколько таких случаев было! В конце концов, даже если ты поругаешься с Изей, то он тебе скажет все что угодно, но «жидовка» ты от него не услышишь.

При упоминании об Изе кровь ударила Шелле в голову, и на глазах ее выступили слезы.

— Мама, не говори мне о нем. Мы разводимся.

Теперь пришла очередь онеметь Славе Львовне. Сдерживая слезы, Шелла кратко рассказала давнишнюю историю с Оксаной и нынешнее ее продолжение.

— Да, еврейский муж тоже бывает хорошим подарком, — грустно подытожила ее исповедь Слава Львовна. — А от Елены Ильиничны, пусть земля ей будет пухом, этого я просто не ожидала.

Чувства, которые Шелла со вчерашнего дня сдерживала в себе, хлынули потоком из ее глаз, встревожив даже прибежавшего из другой комнаты Абрама Семеновича.

— Что такое? Что случилось?

— А… — слегка качнув головой, что означало: ничего страшного, иди, смотри свой футбол, отправила его Слава Львовна. — Мы тут сами разберемся.

— Я что, не могу знать? — упорствовал Абрам Семенович. — Или я уже в этом доме чужой?

— Я тебе потом скажу. Иди смотри свой футбол. А то пропустишь гол.

Шелла немного успокоилась, дав возможность Абраму Семеновичу вернуться к игре, и мать с дочерью продолжили обсуждение обрушившихся на их головы казней египетских.

Изя волновался. Рабочий день давно уже окончился, а Шелла домой так и не приходила. Может, она поехала к Осе? ''Теперь уже лучше не рыпаться и сидеть дома," — размышлял он.

Еще днем он решил во всем ей признаться и покаяться, объяснив, что история с Оксаной им давным-давно забыта, а о ребенке он и сам только недавно узнал, заплатив за это непомерно высокую цену. Он даже готов простить ей роман с Осей, при условии, конечно, что она с ним порвет.

«Раз Муся все знает, так оно и будет», — анализировал он драму вчерашнего дня.

Регина, придя из училища, ни о чем его не спрашивала, удивившись только, почему он не на работе. И Изя удовлетворенно отметил: ей ничего не известно.

Шелла пришла к восьми. Общаться с ним не желала. И заперлась с Региной в ее комнате. Они долго разговаривали. Изя вновь стал волноваться: не о нем ли? Не убеждает ли она Регину согласиться на развод?

Он не выдержал и выскочил с ведром на улицу, к расположенному в ста метрах цветочному базару. Вернулся через двадцать минут с ведром цветов в правой руке и охапкой в левой, позвонил в дверь и попытался вручить их Шелле. Та молча повернулась и ушла к Регине в комнату. Он заполнил цветами все вазы, один букет положив на постель, и молча сел в кресло, терпеливо ожидая окончания Высшего суда.

— Что сегодня за праздник? — весело удивилась Регина, когда они наконец вышли из комнаты. — И почему у тебя на лице траур? Я еще замуж не выхожу.

Последняя фраза его удивила, но наконец Шелла, обращаясь к нему в третьем лице, раскрыла рот:

— Регина встречается с русским мальчиком. Может, отец сумеет ей что-то объяснить. Если таковой еще есть.

На шпильку жены Изя внимания не обратил, мгновенно ухватившись за невидимо протянутую нить.

— Я всецело согласен с мамой, — осторожно начал он. — Конечно, есть много примеров удачных межнациональных браков, но… — он запнулся, — еще больше неудачных. В любой семье бывает всякое. Дело доходит иногда до развода. Потом вновь мирятся и счастливо живут всю жизнь, — он искоса посмотрел на реакцию жены. Та молчала. Довольный хоть тем, что его не перебивают, он продолжал. — Но какой бы ни была ссора, муж-еврей никогда не назовет тебя жидовкой. А это, дорогая моя, не просто оскорбление. На этом слове кровь.

Он встал с кресла и заходил по комнате, стараясь быть убедительным.

— На Ремесленной до воины жила семья. Муж-еврей ушел на фронт, а жена, — он посмотрел на дочь, — она была другой национальности, осталась с. детьми в Одессе. Когда в конце октября румыны издали приказ о создании гетто и пригрозили смертной казнью за укрывательство евреев, эта женщина добровольно сдала своих детей… Вот так…

Регина ошарашенно слушала. Но как только он замолчал, возразила:

— Мало ли есть придурков? Хотя, мать — детей, это ужасно, один случай на тысячу. Но ведь много примеров, когда спасали. Сколько угодно…

— Были, конечно, такие случаи, были. Но помни, что Гитлер лагеря смерти создавал там, где население этому не противилось. Не строили лагерей смерти во Франции и Голландии. Датчане сумели спасти своих евреев. И даже король их — Шелла, это было в Дании? — обратился он за помощью к жене, пытаясь включить ее и разговор, но та не ответила, и тогда он подтвердил сам себя: — Да в Дании. Король вышел на улицу с шестиконечной звездой. А в Польше и в России все было проще. Акции в России совершались открыто и повсеместно, сразу же после прихода гитлеровцев. Часто при открытой поддержке населения… Сентябрь — трагедия Киева, октябрь — Одессы… До этого — Минск, Львов…