Кихару Накамура - Исповедь гейши

Но я еще ничего не писала о времени, предшествующем эвакуации. Первая часть моих записок заканчивается тем, что мы после пребывания в лагере для перемещенных лиц в индийских предгорьях Гималаев возвратились в Японию.

После прибытия мы сразу же направились к нашему дому в районе Гиндзы. Мои старые соседи и бывшие наперсницы радостно приветствовали меня. Токио к тому времени почти обезлюдел. На улицах района Гиндзы стояли женщины, которые прошивали стежками пояса-обереги. Женщинам, которые родились в год Тигра, дозволялось наметать столько стежков, сколько им было лет. Другие женщины имели право на один стежок, но, в общем, их должна быть тысяча. Как говорится, «когда тигр уходит на тысячу ри, он и обратно проделывает тысячу ри». Считалось, что если рожденная в год Тигра женщина делала стежки, то солдат не падет на поле брани и обязательно вернется. Если где-то толпились женщины, значит, они нашли ту, которая родилась в год Тигра.

Тогда большинство женщин носили шаровары. Если же кто-то попадался в броском кимоно, то ей давали карточку с таким вот напоминанием: «Роскошь — наш враг». Дамы даже хвастались числом врученных им за день подобных карточек.

Чайные домики хоть и были открыты, но простаивали, и гейши в своих управлениях занимались шитьем парашютов. Все союзы гейш готовили для солдат рисовые колобки, которые, однако, часто возвращали, так как они отдавали духами и помадой.

— Кихару, ты как в воду глядела, умудрившись вовремя уйти, — с завистью говорили некоторые, хотя уже было ясно, что мой муж отправляется в Бирму.

Когда я узнала, что беременна, мной овладело неприятное чувство одиночества. Мы все-таки спаслись и были дома, но меня страшно угнетала неизвестность того, что же с нами будет дальше.

За десять дней до отъезда мужа мы поехали в Осаку, чтобы попрощаться с его семьей. Во время этого посещения свекровь, которая была против нашей женитьбы, и я почувствовали расположение друг к другу, чему я была очень рада. Моя свекровь происходила из древнего рода в Канадзава и оказалась чудесной женщиной.

— Я выступала категорически против брака с гейшей, и ты была моим заклятым врагом, так что прости меня, — призналась она, после чего я разревелась. Мне нравилось гулять со своей свекровью или сопровождать ее, когда та ходила за покупками неподалеку. Встречая знакомых, она представляла меня неизменно как свою дочь, а не как сноху.

У моего мужа были две младших сестры, но они уже вышли замуж и ушли в другие семьи. Обе были старше меня и уже обзавелись детьми.

В отличие от свекрови мой свекор был большой бахвал, и этого болтливого хвастуна я не выносила с самого начала. (Значительно позднее мне пришлось убедиться, что и сам муж унаследовал черты своего отца.)

Самую старшую сестру мужа я видела лишь однажды, а вот вторая сестра жила недалеко от моей свекрови и оказалась очень милой женщиной. Говорят, что золовка хуже дюжины чертей, но о своей свекрови и золовке я никогда бы такого не сказала.

Сразу после возвращения в Токио мой муж, как государственный чиновник, отправился в Бирму с военным поручением.

Вскоре появился на свет наш сын. Роды не были легкими, мне пришлось мучиться целых пятнадцать часов. Я посчитала настоящим чудом, что после всех мытарств — езда на военном грузовике, тряска по железной дороге и многие недели плавания — все так хорошо закончилось. Кроме того, меня не подстерегали все те недуги, на которые обычно жалуются. Поскольку жизнь в лагере и перенесенные путешествия в грузовике и на судне отняли много сил, пребывание в предродильном отделении принесло мне облегчение. Я пролежала почти неделю, пока не начались роды, и радовалась той заботе, которой меня здесь окружили.

Когда у меня начались схватки, по радио сообщили, что во многих местах были потоплены японские военные корабли. Мысли о том, что мой ребенок может оказаться без отца, лишали меня время от времени чувств, но врач вновь приводил меня в себя.

Через пятнадцать часов я родила крепкого мальчишку. К счастью, родительский дом находился рядом, и моя мать могла навещать меня каждый день. От нее я получила несколько стопок хлопчатобумажных пеленок, уже тогда ставших редкостью. Когда медсестра после стирки вывешивала их сушиться на крыше, те незамедлительно исчезали. Такое случилось три или четыре раза.

Поскольку моя бабушка придерживалась мнения, что после родов следует поберечь себя четыре недели, чтобы в старости не страдать от всяких недугов, я двадцать пять дней оставалась в родильном доме. Денно и нощно я следила по радио за военными сводками и постоянно плакала, однако врач утешал и ободрял меня.

После выписки у меня, к счастью, оказалось много молока. А так как ребенок не мог выпить все, он постоянно захлебывался им. Рано утром мне приходилось сцеживать полную миску молока, которое я выливала в канаву перед нашим домом.

Однажды ко мне подбежала живущая напротив соседка, Нисимура:

— Ради всего святого, ведь это грех в нынешнее время выливать материнское молоко. У Отиё из Ка-ватацунака не хватает молока для своего ребенка, лучше помогите ей.

Отиё была молодой, красивой девушкой, которую я хорошо знала. Она бросила занятие гейши, и ее удочерил покровитель. Из-за того, что у нее совсем не было молока, у бедного ребенка открылся понос и он совершенно исхудал. Тогда даже молоко, что можно было приобрести на черном рынке, немилосердно разбавлялось водой, и поэтому малыш недоедал. Так как моему ребенку молока хватало, я предложила госпоже Нисимура принести мне как можно быстрее того малыша. Буквально на следующий день к нам пришла молодая мать со своим чадом, которое походило на куклу. Поскольку и сама мать имела кукольное личико, естественно, и ее дочка была хороша собой.

У этой удивительно милой крошки были огромные глаза, но она была ужасно худой. Когда я подставила девочке свою грудь, она жадно к ней прильнула и выпила в два раза больше моего сына, после чего, довольная, уснула.

С той поры два раза в день приносили к нам эту малышку. Спустя полмесяца она уже узнавала мое лицо и радостно сучила ножками, когда я брала ее на руки. Через две недели понос прошел, и щечки ее округлились. Благодаря этому ребенку мне больше не приходилось выливать свое молоко. Поскольку молока у меня было много, мои шея и плечи находились постоянно в напряжении и болели.

Тем временем положение в мире становилось все тревожней. Я не получала весточек от мужа и не знала, жив ли он или погиб. На письмо с сообщением о рождении ребенка и фотографией нашего первого посещения храма, что я послала в разведывательное управление Ивакуро в Бирме, ответа не было. Бомбардировки города американцами, похоже, было не избежать, и некоторые стали изготавливать защитные капюшоны.