Флэнн О`Брайен - Трудная жизнь

– Не пори чепуху. Я всегда действую в рамках закона. Но британцев ничуть не тронет, если полиция явится за мной и постарается перекрыть все шоссейные и железные дороги, а также водные пути. И разве они остановятся перед тем, чтобы упечь меня в лондонский Тауэр? Он, между прочим, находится как раз напротив Тули-стрит, на противоположном берегу реки.

– Да, и многие добрые ирландцы сидели там.

– Верно.

– И расстались там с жизнью.

– Точно. Я выпущу и стану рассылать серию брошюр, озаглавленную: «Как бежать из лондонского Тауэра». Три гинеи за полный курс вместе с кинжалами, револьверами и веревочными лестницами, предоставляемыми ученикам за весьма умеренную дополнительную цену.

– Да заткнись ты, – ответил я.

Когда я вечером вернулся из школы на Синг-стрит, дома никого не было, но записка, оставленная Анни, гласила, что мой обед стоит в духовке. Сразу после еды я яростно набросился на свое проклятое домашнее задание, так как намеревался провести остаток вечера в небольшой школе покера, открывшейся на дому у моего товарища Джека Маллоу. Привлекали ли меня карточные игры? Не знаю. Но сестра Джека – Пенелопа, которая во время перерывов приносила нам чашки чая и кексы, – определенно, да. Она была то, что называется красотка, с золотисто-каштановыми волосами, голубыми глазами и прекрасной улыбкой. И если быть честным до конца, я считал, что нравлюсь ей. Помню, как я был поражен мыслью, что она и Анни принадлежат одному и тому же полу. Анни была ужасным, хромым, тощим созданием. Правда, у нее было доброе сердце и она много трудилась. Мистер Коллопи был весьма привередлив в еде, и хотя одевался скорее как какой-то бродяга, мысль об общественных банях и прачечных приводила его в ужас. Пользоваться ими, считал он, – верный путь заполучить сифилис или тяжелую кожную болезнь. Поэтому Анни была вынуждена стирать его рубашки и другие вещи, хотя за своим целлулоидным воротничком он следил самостоятельно и мыл его горячей водой через день. Ей также приходилось смешивать для него различные лекарства, в состав которых непременно входила сера, хотя я никогда не слышал, какие болезни эти снадобья призваны были лечить или предотвращать. В последние полтора года, или около того, к ней обратились с просьбой принять на себя еще кое-какие функции, на что она согласилась достаточно охотно. Брат уже не вставал рано по утрам, чтобы идти в школу и частенько давал Анни немного денег, чтобы она приносила ему «сами знаете что» для поправки здоровья. Он нуждался в лекарстве, и бедной девушке приходилось незаметно выскальзывать из дому, чтобы принести ему стаканчик виски.

Мистер Коллопи вернулся около пяти часов, а вскоре после него появилась и Анни. Похоже, он пребывал в дурном расположении духа. Не сказав никому ни слова, он рухнул в кресло и стал читать газету. Брат пришел около шести, нагруженный несколькими книгами и маленькими пакетами. Он, естественно, заметил плохое настроение мистера Коллопи и не проронил ни слова. Чаепитие также прошло в молчании, которое приняло почти угрожающий характер. Я продолжал думать о Пенелопе. Чаепитие с ней выглядело бы совсем иначе. Это было бы совместное вкушение амброзии, неслыханной утонченности, за которым последовал бы милый разговор у огня, быть может с легким оттенком меланхолии. Легко ли, размышлял я, или же совершенно невозможно написать по-настоящему хорошее, берущее за душу стихотворение? Такое, что тронет ее сердце, расскажет ей о моей любви. Весьма вероятно, что человеку моего типа нечего и пытаться сделать что-либо в этом роде. В то время как моему брату можно было бы доверить просто и доступно изложить это искусство в ходе шести легких уроков по переписке. Конечно, я никогда не обсуждал с ним этот вопрос, поскольку его насмешки только вывели бы меня из себя.

Пенелопа? Я стал размышлять над этим именем. Я помнил, что Пенелопа была женой Улисса [42], и сколько бы распутников ни осаждало ее, пока законный муж пропадал на войне, она сохраняла ему верность. Они считали, что Пенелопа должна уступить их низким и неподобающим поползновениям. Она отвечала, что согласна, но только после того, как закончит свою пряжу. Каждую ночь ей приходилось расплетать то, что сплела за день, для того чтобы работа так и не была бы закончена. О чем свидетельствовало подобное поведение? О глубокой и чистой любви, конечно. Возможно, с изрядной долей хитрости и коварства. Интересно, обладает ли моя любимая Пенелопа обоими этими качествами? Ладно, я еще увижусь с ней сегодня вечером.

После того как мы кончили пить чай и Анни убрала со стола, мистер Коллопи возобновил чтение газеты, но через некоторое время отложил ее, выпрямился в кресле и пристально уставился на брата, дремавшего напротив, возле плиты.

– Я хотел бы сказать тебе пару слов, мистер-мой-дружочек, – неожиданно заявил он.

Брат тоже выпрямился.

– Ну, – сказал он, – я слушаю.

– Ты знаешь человека по имени сержант Дрисколл из DMP?

– Я не знаком ни с кем из полисменов. Стараюсь держаться от них подальше. Это весьма опасные типы, продвигающиеся по службе со скоростью, пропорциональной количеству людей, которым они доставили неприятности. И у них есть способ доставить самым уважаемым людям самые большие неприятности.

– Да что ты говоришь! И что это за способ?

– Лжесвидетельство. Они даже телеграфный столб заставят дать нужные показания. Все они – сыновья стервятников из глухой провинции.

– Я хотел сказать, что сержант Дрисколл из DMP...

– Настоящий дикарь из Керри, могу поручиться. Этот болван встает в шесть утра, чтобы приготовить тринадцать порций завтрака из картошки, может быть, с несколькими листьями капусты, соли и пахты, – еда не для белого человека. Завтрак для Него Самого, Ее Самой, девяти детей и трех свиней, причем для всех из одного котла. И этот стручок должен следить за законом и порядком в Дублине!

– Я говорю о сержанте Дрисколле из DMP. Он был здесь сегодня утром. Помоги мне Боже, но отвечать всю жизнь на вопросы полиции – это мой крест.

– Для таких случаев есть хорошее правило: не давайте никаких показаний. Не доставляйте им такого удовольствия. Скажите, что сначала должны переговорить со своим адвокатом, независимо от того, в чем вас обвиняют.

– Обвиняют меня ! Это касалось не меня. Он искал тебя. Он вел следствие. Может быть большой скандал, поверь моему слову.

– Искал меня ! Да что я сделал?

– Один молодой парень свалился в реку возле Айлендбридж, повредил голову и чуть не утонул. Его отправили в больницу. Сержант Дрисколл и его люди допросили этого парня и других молодых хулиганов, которые были вместе с ним. И те упомянули твое имя.

– Ничего не знаю ни о каких парнях с Айлендбридж.