Оксана Робски - Про ЛЮБОff/on

Зато он, возможно, поймет, что деньги – отнюдь не главное в жизни.

Зазвонил Ладин телефон. Она разговаривала, продолжая чертить.

– Привет, мам… Нормально. Я с Владом. По делам ездили. У тебя все окей?… Ну, ладно, может, заеду на неделе. Целую. Хорошо, привезу.

Ненавижу, когда она выключает звук CD, чтобы разговаривать по телефону. Как будто она одна в машине.

На светофоре передо мной BMW 645CI с восьмицилиндровым двигателем рванул с места так, как будто ее в космос запустили.

Рабочий объем – четыре литра. Наверняка ручная коробка. Только зачем на кабриолете зимой ездить?

На следующей неделе придет мой «мерседес».

Снова Ладин телефон.

– Алло… Привет. Нормально… Я с Владом. Хорошо, давай. Пока.

– Кто звонил? – Я был сам за рулем. Охрана ехала сзади. Я включил подогрев руля и снял перчатки.

– Мама.

– Второй раз кто звонил?

– Мама. Привет тебе передавала.

Круги и полукруги, которые она рисовала в плане, наверное, обозначали столы и кресла.

По НТВ-спорт закончился футбол. Красивая игра, ЦСКА выиграл. Хоть и не в полном составе играли. Один мяч пропустили в свои ворота.

Я достал из кармана мини-диск, вставил его в Restek. Налил виски. Позвонил Димка.

– Вась, я тебе перезвоню. Ничего срочного?

– Нет.

Включил.

Запись Ладиных телефонных разговоров.

– Аллоу.

Это Ларчик. Если натянуть на ее попу парашют, он треснет по швам.

– Привет. Как дела?

– Ужасно. Я в шоке. Не знаю, что делать.

– Что случилось? Твой возвращается раньше и мы не пойдем в клуб?

– Ты что, конечно пойдем! Одноклассник моей Аньки покончил жизнь самоубийством.

– Да ты что?

– Да. И написал в записке, что из-за Аньки.

– Ничего себе. А она как?

– Да она в ужасе! Плачет! Ее в милицию вызывают.

– А у них что, роман был?

– Да нет, в том-то и дело. Она на него и внимания не обращала. Больной, наверное, какой-то…

– Да… ну и что ты будешь делать?

– Не знаю. В четверг похороны, идти ей или нет? Там родители, представляешь?

– Ужас. Но я думаю, надо пойти. Пусть переживет это. Все-таки не просто так он про нее в записке написал. Пусть к родителям подойдет, представляешь, каково им?

– Они же будут ее винить…

– Но это же жизнь. А что, ей надо сделать вид, что ничего не произошло? Умер и бог с ним? Не ее проблема?

– Лад, она еще совсем девочка. Вдруг у нее нервный срыв случится? Или комплексы начнутся, что все мальчики, которые в нее влюбляются, потом будут суицидом заканчивать?

– Не знаю, Ларчик. А она что говорит?

– Плачет только.

– Но ты еще подумай. Ей же потом с этим жить.

– Ладно. Давай попозже созвонимся.

– Давай. Ты не расстраивайся.

– Легко сказать. Не хочется, конечно, ничего плохого про него говорить, но… блин!

– Ужас! Ты звони мне, ладно?

– Давай.

Мы договорились насчет интервью на телевидении для Брежнева.

Мы с Димкой смотрели его по телевизору как шоу Бенни Хилла.

Брежневу подвели глаза и нарумянили впалые щеки. Он стал похож на своего любимого Сальвадора Дали. И еще немного на Бегбедера.

Он обращался к электорату:

– Если кто-нибудь когда-нибудь узнает о том, что я присвоил хоть копейку, – придите и убейте меня! Я клянусь вот здесь и сейчас, что никогда в жизни не дам повода заподозрить меня во взяточничестве, в коррупции. В лицемерии. Я вырос на других идеалах. В нашей семье были другие боги. Искусство! Чистота! Вот перед чем мы преклонялись! Я – художник. Я смогу прожить на то, что зарабатываю. Мне много не надо. Были бы холст и кисти!

– Вот, вот! – хохотал Димка. – Слушай, сейчас будет ключевая фраза!

– …Хотя картины мои – не дешевые! Они признаны на высшем уровне. Они – прямо сказать – дорогие. Но я не вижу в этом ничего плохого. Это – плата за мою работу. Тяжелейшую работу. Которой я отдаю всего себя. Ей и вам. Так учили меня родители. И я их не подведу.

– Кто его выпустил? И чего ты ржешь?

– Представляешь, как его картинки после выборов раскупаться будут? Каждый чиновник своим долгом сочтет. Он не только Дали, он Моны Лизы подороже будет!

Мы с Брежневым поехали на открытие льготной аптеки для пенсионеров.

Брежнев театрально перерезал ленточку.

Я сказал короткую речь. Обещал, что лекарства в нашей аптеке по пенсионным удостоверениям будут дешевле на двадцать процентов. Кстати, действительно будут.

Основная часть наших реальных избирателей – бабушки. Им нужно уделять максимум внимания.

Остальное население ходит только на президентские выборы.

Я вернулся в банк.

Даша сказала, что я делаю успехи. Я повторял:

– Винтить – ввинтить, как оса – как коса, безделки – без сделки, шил – сшил. Кстати, ты знаешь, кто такой бобыль?

– Бобыль?

– Бобыль, бобыль!

Она начала листать учебник с сосредоточенным видом.

– Даш! – Все-таки мне с ней весело.

– Что?

– Бобыль – это человек, у которого ничего нет. И никого.

– Да?

У нее хватило ума не делать вид, что она это знала.

– Да. Я – в некотором роде бобыль.

Еще девушкам очень нравится, когда им говорят: «Если бы ты знала, как давно я ни с кем не целовался!»

– Ты имеешь в виду, в мужском роде?

– Ну да.

– А в женском? Кто тогда я?

– Ты, Даш, – бобылиха. Типичная такая бобылиха. Но очень симпатичная.

Она здорово улыбается. Ей хочется улыбаться в ответ.

Мои рыбки все плавали. Интересно, они спят спокойно? Или оставляют на ночь дежурного на случай нападения акулы? Вряд ли. Они слишком красивые для того, чтобы быть умными. А чего ждет акула – вопрос. Наверное, наслаждается своей властью.

Секретарша пришла в короткой юбке. У нее красивые ноги. Почему она все время в брюках ходит?

Мы сидели втроем: я, Даша и Саша. У него, как всегда, на коленях собака. Девушки проходят мимо и млеют от восторга.

Ресторан битком.

Полно девиц. Второй состав. Скамейка запасных.

Саня берет у кого-то телефон.

Даша тоже в восторге от собаки. Им всем как будто чип один и тот же в голову вставили.

Может, Пете позвонить?

Объявилась радиоведущая. Я думал, она еще раньше позвонит. Интриговала. Я и забыл про нее.

Хотя она ничего. Любительница заглатывать микрофоны.

Договорились на завтра в Третьяковке. В ресторане.

Саня рассказывал, как заполучил мисс мира.

– Я ее в ресторан приглашаю, она – нет. В клуб – нет. Думаю, что делать? Говорю, пошли в кино? Она посмеялась и согласилась. На шесть часов. Говорю, фильм тебе точно понравится. Какой, не скажу – сюрприз. В общем, запутал. Звоню в «Романов», снимаю весь зал…

– Да ладно? Прикольно.

– Стоит трешку. Заказываю официанта, все дела. Мы приходим, она спрашивает: «Чего это народу нет?» А я говорю: «Кинотеатр дорогой, никто не ходит». Но потом она въехала. Когда официанты с «Кристаллом» появились.