Антонио Редол - Яма слепых

— Мисс Карри забывает, что Зе Педро слуга в нашем доме, — ответила она не очень твердо.

— Вот по этому-то самому… Слуга тоже мужчина (теперь она на все была готова), во всяком случае в Англии, да и во всех других цивилизованных странах для женщин, не имеющих любви…

— Сгодятся и слуги?

— Конечно. В высшем обществе это обычное дело. Когда в какой-нибудь цивилизованной стране какая-нибудь сеньора при людях плохо обращается со слугой, садовником или, к примеру… Но простите, вы еще очень юны, чтобы слушать подобные вещи.

Никогда не оставлявшее Релвасов тщеславие заговорило в Марии до Пилар, и она, решив показать себя вполне опытной, затрясла головой, выражая тем самым презрение к сказанному гувернанткой, которое еще больше подчеркивала ее выпяченная

нижняя губа.

— Не считайте, мисс Карри, что я уж так наивна. Это не совсем так. Даже если я живу и не в цивилизованной стране…

Англичанка поняла ее намек и поправилась:

— О вас лично я ничего не хотела сказать…

— Благодарю за сделанное мне исключение. — И победным тоном добавила: — Девушки ведь очень многое узнают друг от друга. — Потом улыбнулась и, идя на примирение, уточнила: — Ну, и от братьев… К тому же в деревне скорее узнаешь о любви в подробностях. Ведь животные людей не стесняются…

Так родилось между мисс Карри и Марией до Пилар доверительное сообщество. И гувернантка все рассказала ей о нафантазированных ею поездках, да, двоих молодых людей, красивых и таких разных в своей красоте; так вот как раз разные-то — а вы не знали? — тянутся друг к другу, в этом своя прелесть. Если бы Зе Педро оказался в Англии или в других северных странах, ему бы отбоя не было от женщин, он бы разбогател за короткое время, стал влиятельным человеком в обществе. Северянки боготворят смуглых мужчин; он бы женился на любой, какую пожелал. Она сама, продолжала свое признание мисс Карри, завидовала свободе их общения, и если простят ее за откровенность, то объездчик лошадей — единственный мужчина, который поразил ее воображение. На этом она не остановилась — она пошла дальше: это был самый красивый мужчина из тех, кого она до сих пор видела в Португалии.

И продолжала все о том же:

— Вы бываете с ним только ради того, чтобы посмотреть лошадей на манеже?

От волнения Мария до Пилар опять покраснела.

— Не знаю… Теперь не знаю…

— Снимите пелену с глаз и посмотрите на слугу так, как вы смотрите на любого другого мужчину.

— Я уже сняла.

— Это и видно, — чуть насупившись, сказала мисс Карри.

Но Мария до Пилар тут же пояснила:

— Но между нами никогда ничего не было…

— Даже поцелуя?

— Нет, ничего. Не забывайте, он все же для меня слуга. В Португалии мы это не забываем…

В имении Релваса каждый знал свое место, и со стороны слуги она не чувствовала к себе никакого интереса, даже наоборот: он не поднимал на нее глаз, возможно потому, что с малых лет был с ней рядом. И Мария до Пилар рассказала англичанке историю его отца. Мисс Карри очень разволновалась, она не все понимала: ведь Мария до Пилар рассказывала ей по-английски, который знала плохо, но в романе появился бык, а это так романтично — настоящая глава для романа, и если человек умер, то это действительно ужасно… Волнующе… Прекрасно… Потрясающе… Гувернантка любила выражаться, театрально произнося слова, недоговаривая начатую фразу и все так многозначительно, и молодела на глазах.

— А можно получить разрешение у вашего отца…

— Мне он никогда ни в чем не отказывал, — похвасталась Мария до Пилар. Но гут же поспешила поправиться: — Но я обращалась к нему только с разумными просьбами…

— А может, я смогу сопровождать вас, когда вы идете на манеж. Там ведь мы тоже можем заниматься английским, вам необходимо расширить словарь.

Поняв то, что хотела вложить гувернантка в эти слова, Мария до Пилар сказала:

— Я могу попросить у отца разрешение на то, чтобы Зе Педро обучил вас верховой езде. Хотите?!

Мисс Карри пришла в такой восторг от услышанного, что принялась, извинившись за свою вольность, обнимать и целовать свою ученицу, повторяя, что это — прекрасная идея! что она об этом мечтала, и давно!…

Мария до Пилар улыбалась:

— И потом вы сможете поехать с ним в то самое место и там завершить то упражнение, которое вы мне сегодня предложили, хотите — я вам скажу как… — плутовато сказала девушка.

— И показать его вам тоже… Сделаем так, как сегодня, — возразила англичанка. — Ты (ничего, если я буду обращаться к вам на «ты»?) предложила мне упражнение и стала говорить… — Она взглянула в тетрадь. — Стройный, стройный и сухой…

— Но образ красивого волка — ваш, вы его придумали, мисс Карри. Он действительно похож на волка…

Задумавшись, гувернантка поднялась со стула и подошла к окну. И, глядя в окно, сказала:

— Может ли слуга здесь, в этом доме, быть волком?

— Что вы хотите сказать?

— Ну, если бы ты оказалась смелой и полюбила его, согласившись, чтобы он был твоим волком…

Выпрямившись, что, скорее, походило на желание потянуться, Мария до Пилар быстро подошла к ней и тихо сказала:

— Нет, я боюсь. Я никогда не выйду замуж, потому что боюсь умереть. Мне бы хотелось иметь сына, но без того, что для этого требуется…

Неожиданная печаль покрыла ее лицо. Она вспомнила обвинение, которое ей бросили ее братья и сестра в заброшенном домишке в лесу. Вздрогнула, подумав, что эта ночь будет для нее беспокойной, так как в памяти ее оживился вынесенный ей братьями приговор за смерть матери. И потому попросила гувернантку, чтобы та ей составила компанию, когда отец вместе с Мигелом Жоаном уедет и в жилой части дома Релвасов они останутся одни.

— Вам нравится виски? — спросила мисс Карри ласково.

— Никогда не пробовала…

— Понравится.

И она поцеловала Марию до Пилар в глаза.

На манеж они теперь приходили вместе каждое утро после завтрака и мессы, на которую их возил в коляске кучер. Теперь Мария до Пилар знала, что исповеднику доверяют не все, особенно когда он капеллан родительского дома. К тому же падре Алвин был уже их старым слугой и ей были хорошо известны его маленькие слабости. Мисс Карри стала для нее единственным идолом, которому она поклонялась, от нее она узнала о многих загадках жизни, тщательно скрывавшихся от девушки, которая еще так молода.

Она, конечно же, смирялась с принятыми в семье нормами, но чувствовала себя обиженной.

Вот и хорошо, теперь она не будет задавать никому никаких вопросов, совершенно убежденная, что знает куда больше всех их, вместе взятых. Англичанка же пришпоривала ее воображение, удовлетворяя попутно собственное, когда рассказывала ей то, что пережила или чему являлась свидетельницей; да, жизнь нужно прожить ярко, хотя это следует скрывать от родителей, изрядно, должно быть, грешивших в жизни, а потому таких придирчивых к молодежи и осуждающих ее. Все это ей приходило в голову и раньше, но ни с кем в доме она близка не была и ни у кого не искала поддержки своим мыслям. Разве что с Изобелиньей Вильяверде, двоюродной сестрой матери, она была в сговоре против «длиннобородых» — так называли они старших, и мужчин и женщин.