Адам Хэзлетт - Ты здесь не чужой

Отец и мистер Уэст ушли в клуб. Хотя Сэмюэл проспал всю вторую половину дня, он быстро устал и рад был снова улечься в постель, после того как вместе с ребятами посмотрел видео. В коридоре, у входа в спальню мальчиков, мать еще раз обняла его. Тревор нагнал и обхватил руками их обоих.

— Малость тронулся ныне, а, Сэмми?

— Ага, — кивнул Сэмюэл, стараясь не заплакать от счастья в объятиях брата.

Как раз шел легкий дождик, когда на следующий день эти двое сели в машину и поехали в деревню за овощами и хлебом. По словам Пенелопы — ее вскоре проводили обратно домой, ни единой царапины, — солнце вышло внезапно, едва закончился дождь, треугольник света заискрился на черной мостовой, отразился в лобовом стекле, и Тревор резко свернул вправо, ударил в бок шедшей на обгон машины, а затем врезался в пытавшийся объехать его трейлер. От сотрясения вдребезги разбился корпус белой яхты на прицепе трейлера.

Сэмюэл сидел на заднем крыльце, дожидаясь возвращения родителей из больницы. Много часов спустя они подъехали к дому и застали его там. Они не сразу вышли из машины. Бледные лица с запавшими щеками обернулись к нему. Взгляды через лобовое стекло. На кухне играло радио, булькали голоса певцов.

Дух сокрушенный. Этого хочет Бог, говорил Джевинс. Сердце разбитое и сокрушенное. Какой бог хочет этого? Бог необозримого пространства, находящийся за пределом того места, где — теперь Сэмюэл знал это наверняка — ему предстоит провести остаток жизни? Тихая комнатка в стенах густо населенного дома.

Дух сокрушенный. Будет ли этого довольно?

Электричка плавно затормозила, едва миновав Саут-Стейшн. Свет погас, затих гул кондиционеров. Июньское утро, вагон на три четверти пуст. Дэниэл сидел в конце, у окна, запечатанный конверт так и лежал у него на коленях.

Когда внезапно исчезли все прочие шумы, стали слышны звуки других пассажиров: кто-то шелестел газетой, двумя скамьями дальше мальчик шептался с отцом, люди кашляли и зевали. Жидкий утренний свет просочился сквозь тучи, затянувшие небо, и повис над станцией; в вагоне за тонированными стеклами было сумрачно.

Допивая остатки имбирного эля, он следил, как синий электровоз компании «Конрейл» тянется по рельсам мимо огромной рекламы «Жиллетт», Ремонтники в оранжевых робах столпились у стрелки, дожидаясь, пока поезд проедет. Наверху, между пилонами, носились чайки.

В нежданно наступившей тишине Дэниэл осознал, что некая часть его души противится необходимости открыть папку, не желает читать записи бесед и приговор врачей. Конечно, от их мнения ничего не изменится. Но не хотелось бояться самого себя.

Получить записи на руки было не так-то просто. Голлинджер, его лечащий врач, отказывался отдать переписку. Однако Дэниэл имел на это право — и вот все бумаги в папке. И другая часть его души ликовала оттого, что посреди сумятицы, в которую обратилась его жизнь, он нашел в себе энергию, даже организаторские способности — и вырвал-таки документы. Быть может, они позволят ему сохранить память и ясность зрения.

Под ногами завибрировало, послышался щелчок и шипение — тормоза отпущены. Поезд тронулся, включился свет и вновь зажужжал кондиционер. В конце пути ждал город, где Дэниэл вырос и где он уже много лет не бывал.

Металлический замок легко поддается, указательным пальцем Дэниэл взламывает печать. Внутри — пачка бумаг толщиной в полдюйма. Он быстро пролистывает документы, откладывает в сторону результаты теста с каракулями-примечаниями Голлинджера и начинает читать:

От Уинстона П. Голлинджера, д.м. Пайн-стрит, 231 Бруклин, Массачусетс 02346 15 ноября 1997 г.

Д-ру Энтони Хьюстону Больница им. Маклина Милл-стрит, 115 Бельмонт, МА 02478

Дорогой Тони,

спасибо за письмо от 10 ноября относительно Дэниэла Маркэма. Упомянутые им кассеты — не вымысел. За последние полгода он сделал несколько записей. Когда Дэниэл последний раз явился ко мне в кабинет, он просил меня взять кассеты на сохранение. Я поручил своей секретарше расшифровать текст. Распечатка прилагается.

Дэниэл Маркэм обратился ко мне полтора года назад по поводу перемежающихся маниакальных и депрессивных состояний. На тот момент ему исполнилось двадцать четыре года, родители в разводе, безработный, холост, иногда прибегал к обезболивающим наркотикам по рецепту, выписанному в связи с хронической болью в спине. Учитывая семейный анамнез (у отца активно протекающее биполярное расстройство) и лабильное состояние самого Дэниэла (со слов пациента), нетрудно было установить диагноз: биполярное расстройство (1).Я приступил к активному медикаментозному лечению в сочетании с еженедельными консультациями, однако различные курсы лекарств не дали заметных изменений в состоянии Дэниэла.

Записи представляют собой «исследовательский проект» Дэниэла, как он это называет. Восемь месяцев назад он заговорил об «устной социологии философского влечения у молодежи». Поскольку эта идея прозвучала в ряду прочих маниакальных проектов, я не обратил на нее особого внимания, отметив только явную связь с отцом Дэниэла, который в молодости защитил докторскую диссертацию по философии, но был вынужден оставить преподавание после эпизода депрессии. Однако в последующие месяцы Дэниэл проявил необычное для него упорство в осуществлении проекта.

Как вы, наверное, уже убедились, Дэниэл часто бывает очарователен, и мне было нелегко следить за ухудшением его состояния. Надеюсь, в стационаре под вашим присмотром он стабилизируется. Будьте любезны, свяжитесь со мной, если появятся вопросы.

С уважением

Уинстон П. Голдинджер, д.м.

Расшифровка записей, сделанных Дэниэлом Маркэмом с 15марта по 12 августа 1997г.

1. Интервью с отцом Дэниэла Маркэма, Чарльзом Маркэмом

— Дата: 15 марта, мартовские иды… первая запись на диктофон… закрепил вот тут, на шее… итак… говорит отец, насчет… Папа! Я включу это в исследование, хорошо?

— Учитывая курс акций на рынке в текущий момент, это просто идиотизм, я так ему и сказал, Дэнни, шесть с четвертью, а то и шесть с половиной, и мы сможем разместить пакет целиком, проглотят в минуту, вы с сестрой купите дом, яхту…

— Доктор Фенн все еще работает здесь, в клинике, папа?

— Да, он тут, но я.,, пусть только примут вексель, а как только я выйду на рынок валюты — детская игра — межрыночная скупка-продажа — иены, рубли, лиры, фунты, восьмушка цента здесь, двадцатая часть там, при достаточно больших ставках, а они ведь в правительстве понимают, они-то видят, что я стану на рынке стабилизирующей силой, тем более столько никудышных акций на руках…

— Ты часто с ним видишься?

— С кем?

— С доктором Фенном.