Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста

– В Испании тех, кто носит плащи такого покроя, как твой, считают еретиками.

– Что-то я в толк не возьму, – удивился Франц. – Мы же купили его позавчера в Бургосе на рынке.

– Купили в Бургосе, а носим в Толедо.

Севилья переживала тогда лучшие свои времена: с тех пор как по королевскому указу там сосредоточилось все, что имело отношение к Новому Свету, улицы ее были всегда запружены взбудораженными толпами, среди которых можно было встретить жителей всех испанских провинций и иноземцев со всей Европы. Эти разноязыкие полчища мечтали попасть в Америку или только что вернулись оттуда. А совсем недавно это путешествие мало кого прельщало: труды были тяжкие, опасности великие, а вознаграждение – скудное. Однако после покорения Мексики смущение умов достигло апогея. Когда же Писарро завалил метрополию сокровищами перуанского Инки, началось нечто вроде повального безумия: все хотели немедля плыть в те сказочные края, и никого не останавливали горестные рассказы сотен искалеченных ветеранов, просивших подаяния на площадях и у дверей кабаков. Гавани по обоим берегам Гвадалквивира едва вмещали флотилии судов, приплывших из-за моря и дожидавшихся очереди, чтобы выгрузить драгоценный товар в пакгаузы, амбары и арсеналы.

По числу жителей, насчитывавшему сто тысяч, Севилья давно уже обошла Толедо и становилась едва ли не самым густонаселенным городом мира.

– Никогда в жизни не видал такого столпотворения! – изумился Франц, глядя на людское море, затопившее все пространство от королевского дворца до кафедрального собора.

Мимо них важно прошествовали трое чернокожих в ярких одеждах. Самый старший из них с гордым видом отвечал на беспрестанно раздававшиеся приветствия.

– Его называют Черным Графом, – сказал Филипп. – Государь вверил его попечению две тысячи свободных негров, живущих в Севилье.

Путешественники, миновав Пуэрта-дель-Пердон, спешились и преклонили колени прямо на мостовой, по которой сновали бесчисленные прохожие.

На паперти собора вокруг одетых в черное чиновников стояли кучками по четыре-пять человек какие-то люди.

– Биржа, – объяснил Филипп. – Здесь записываются те, кто хочет плыть в Америку. Поспешим к Пуэрта-де-Херес, там мы отдохнем на постоялом дворе маэсе Родриго.

Добравшись до конца улицы, они свернули налево, отыскивая вывеску. Под апельсиновым деревом стоял монах, а рядом с ним – двое молодых индейцев, совершенно нагих, если не считать набедренных повязок и перьев на голове.

– Вот, Франц, погляди, что за люди живут в Америке.

– Я не так их себе представлял… Какие миленькие… Гуттен недовольно поморщился.

«Нет, как видно, горбатого могила исправит, – подумал он. – Висеть ему на крепостной стене вниз головой, если только господь и Пречистая Дева не вразумят его».

В открытом паланкине мимо пронесли чету карликов, богато разодетых в златотканые шелка. Крошечная женщина подмигнула Гуттену, а ее спутник, сорвав с головы бархатный берет, отвесил низкий придворный поклон. Гуттен рассмеялся, тронутый и позабавленный. Он любил карликов, состоявших в свите Фердинанда, и всегда с удовольствием болтал с ними. Ему припомнилось пророчество Фауста: «…двое карликов оплакивают вашу гибель», по спине у него поползли мурашки, но тут раздались пронзительные крики, и Франц схватил его за руку:

– Смотрите, ваша милость, турок! Турок сцепился со стражниками! Целое побоище устроил!

Четверо солдат тащили ко дворцу человека огромного роста в чалме, халате и с ятаганом в руке. Чуть поодаль корчился от боли какой-то школяр.

– Неужто вы не видите, сукины дети, – громоподобно орал турок, – что я больше католик, чем вы все, вместе взятые?! Нечего смотреть на мой наряд! Меня зовут Франсиско Герреро, я андалусиец, родом из Баэсы!

Тут Филипп узнал его.

– Франсиско Герреро! Мой янычар! Помнишь, я говорил тебе о нем? – обратился он к Францу. – Это он спас мне жизнь под Веной. Надо помочь ему! – И он тронул коня в самую гущу толпы, окружавшей место происшествия.

Однако какой-то тщедушный юркий человечек опередил его.

– Погодите, сержант! Тот, кого вы задержали, – мой друг и говорит чистую правду. Он добрый христианин, хоть и вырядился в басурманское платье. Кровь была пролита не по его вине, но из-за дерзости того, кто валяется вон там и стенает и кому дон Франсиско воздал по заслугам. Никто не смеет безнаказанно оскорблять порядочного человека. Мой друг всего лишь покарал мерзавца.

– Он прав! – подхватил Филипп, уже пробившийся сквозь скопище народа. – Я – капитан гвардии его величества и прекрасно знаю дона Франсиско.

Как видно, пелена ярости, застилавшая глаза янычару, рассеялась, и он узнал Гуттена.

– Разрази меня гром! – вскричал он. – Откуда ты взялся, Филипп?!

– Сеньор Герреро ранил человека, – вмешался сержант.

– Я же объяснил вам, что негодный школяр вздумал насмехаться над его костюмом, обзывать язычником и басурманом, того не зная, что наш несчастный друг исполняет епитимью, наложенную на него его святейшеством папой, – наставительно произнес тщедушный приятель янычара.

– Так ли это? – недоверчиво осведомился сержант.

– Клянусь Пресвятой Девой Макаренской!

Лоб сержанта прорезала морщина.

– Не отягощайте своей вины клятвопреступлением.

– А-а, опять не веришь? – потеряв голову, завопил янычар. – Так ступай же прямо к дьяволу в зад, там тебе место!

– Вон ты как заговорил? – разозлился сержант. – Стража! Что вы смотрите! Взять его!

Герреро поволокли дальше, но еще долго слышались его неистовые крики:

– Мерзавцы! Недоноски! Подлецы!

– До чего же не везет этому Герреро! – печально пробормотал человечек.

– Да уж…– отозвался Филипп. – Вы его друг?

– Две недели, как я прибыл в Севилью, две недели, как познакомился с ним, но и за столь малый срок он сумел снискать у меня живейшую приязнь. Молодец каких мало!

– Я не видел его добрых пять лет, но совершенно с вами согласен. Вы, верно, знаете, почему он в турецком костюме? Вы что-то говорили об епитимье…

– Именно так и обстоит дело, – с достоинством отвечал тот. – Вам, без сомнения, ведомо, что дон Герреро двадцать два года провел в плену у оттоманов. А чуть только сумел он освободиться, как судьба… Вы верите в судьбу?

– Еще бы мне не верить! Она одна может забросить меня в Севилью, а потом и за море…

– Ах, вы отправляетесь в Новый Свет?! Так ведь и мы с бедолагой Франсиско собирались туда!

– Не в Венесуэлу ли по поручению братьев Вельзеров? Тогда путь нам лежит в одну сторону.

– К великому прискорбию, сударь, мы-то плывем в Картахену. Должны были отчалить двенадцатого мая из Санлукара-де-Баррамеды на «Святом Антонии».