Ханне Эрставик - Любовь

– Сара, – говорит она, кивая на фото. – В честь певицы, как они сказали.

Юн видит крохотное, красное личико в светло-зеленом кульке, лежащем на большой кровати. Он чувствует, что засыпает. Отдает фото матери, которая продолжает перебирать фотографии в битком набитом ящике.

Женщина в белом парике придерживает на шее края накинутого на плечи пальто. Ее лицо и лицо Вибеке на одной высоте, а расстояние между ними – самое большее полметра. Значит, пугается Вибеке, она вскарабкалась на снежную насыпь под окном. И все видела?! Занавески задернуты плотно. Но свет в вагончике очень яркий. Она старается сохранить невозмутимое выражение лица. Что она могла увидеть? Мы только знакомимся. Женщина смотрит на нее со странной улыбочкой, Вибеке не может решить, стоит ли улыбнуться в ответ. А женщина уже смотрит сквозь нее – на него. Он стоит за Вибеке, так близко, что спиной она ощущает тепло его тела. Это тянется несколько минут. Потом белая женщина разворачивается и уходит.

Юн спрашивает, который час.

– Одиннадцать, – отвечает отец, не глядя.

Наверняка больше, думает Юн, но не решается сказать. Девочка поднимается и выключает телевизор. В комнате делается тихо.

Она зевает и потягивается, так что Юну видна полоска кожи ниже красного свитера.

– Я пошла спать. Пока, – бросает она Юну.

Потом наклоняется к отцу и целует его в щеку. При этом брюки натягиваются на попе, и Юну приходит на ум, что фигурой она, как мальчишка.

Вибеке так и сидит, вцепившись в отдернутую занавеску. За окном стало темнее, будто отключили освещение. Она подается вперед, прилипает щекой к холодному стеклу и смотрит вслед женщине. Та идет в сторону аттракционов. Потом останавливается, распахивает дверь другого вагончика и исчезает внутри.

Вибеке поворачивается к столу. Спрашивает, кто это такая. Он берет сковороду и принимается делить пригоревшую еду на две тарелки. Она видит, что он приоткрыл рот, потом сжал зубы. Он поднимает на нее глаза и взмахивает ножом:

– Она здесь работает.

И ставит сковороду на стол на подставку.

– Я купила у нее лотерейный билет, – докладывает Вибеке. – Она странная какая-то. С закидонами. Похожа на сумасшедшую.

– Это есть.

Он улыбается. Ножом вскрывает желтый глазок, потом чиркает вдоль, поперек, вилкой отправляет пищу в рот. Вибеке расхотелось есть.

– Неплохо пожить такой жизнью, но немного, потом надоедает.

Пока он говорит, еда лежит за щекой как нарыв. Он смотрит на нее, будто ищет поддержки, ждет, что она скажет «да». Она кивает. Прислушивается к звукам за стеной, голоса, скрипы, шаги. Ей хочется сказать ему, что он хороший. В вагончике тихо, слышно только, как он жует бекон. Вдруг включается какой-то агрегат и урчит.

Юн стоит рядом со стулом. По-хорошему ему надо уходить, раз девочка собралась ложиться, но здесь так славно. На столе пятно, прожженное кастрюлей. Отец добрался наконец до местной газеты, мать спиной к ним раскладывает остатки еды по пакетикам. Я тоже не отсюда, откровенничает она. Выясняется, что она родом из Финляндии, из более южных широт, но у моего мужа, рассказывает она Юну, весь поселок – родня, так что я здесь как дома. Юн следит за ее работой. Раз она так разговаривает с ним, значит, ему можно побыть еще. Ее мощное тело не колышется, только руки мелькают размеренно и споро. Заполнив пакеты, она закручивает их и защемляет тонкими стальными проволочками. Она улыбается ему. Потом берет пакеты и уходит из кухни. Юн слышит скрип дверных петель и тяжелые шаги вниз по лестнице, как пить дать у них в подвале морозильник, думает он. Отец листает газету. Завтра Юну исполнится девять лет. Он чувствует это нутром, фраза сама просится на язык, но он прикусывает его. И улыбается. Он слышит, что мать девочки поднимается назад.

Вибеке кажется, что он посуровел. Он не был таким. Ей хочется поговорить с ним о серьезных вещах.

– Виски хочешь?

Он держит открытую дверцу холодильника. Не успевает она ответить, как у него в руке оказываются два стакана и бутылка в другой. Грязные тарелки он составляет в мойку, он подъел и ее порцию тоже.

– До свидания, – говорит Юн. Отец бурчит в ответ что-то нечленораздельное. Выходя в коридор, Юн налетает на мать. Руки упираются в мягкое пузо, губы чуть не касаются огромных сисек. Он старается не моргать, пока мямлит «спокойной ночи».

Когда он поднимается, зашнуровав ботинки, у него все плывет перед глазами, он хватается за стену левой рукой. Неужто с сердцем нелады? Дверь не заперта. Юн выходит и закрывает ее за собой, потом толкает, чтоб быть уверенным, что затворил хорошенько.

За домом чернеет лес. На углу кто-то прописал в снегу дырки. Юну приходит в голову, что собака, которую он видел в окно, возможно, здешняя. Проблема не в самой собаке, а в ее шерсти, сказала Вибеке, когда он спросил, нельзя ли завести щенка.

Руки замерзают моментально, он прячет их в карманы брюк. И вспоминает белую пленку в прикрытых глазах девочки, когда она спала.

Он спускается к дороге. И думает, что надо будет завтра высмотреть ее в автобусе и тогда уж рассказать ей об этом белом в глазу.

Не так уж я и часто, думает Вибеке и протягивает стакан, в который он наливает виски. Жжено-желтый, как пламя.

– К тому же такие холода стоят, – произносит она вслух.

– И то правда, – откликается он и поднимает свой стакан, чтобы чокнуться. Выпивает и наливает снова.

Они закуривают. Он берет кошелек и говорит, что должен разобраться с деньгами, пока голова соображает. Вибеке упирается спиной в одеяло, скатанное в углу, и кладет ноги на диван. Ставит выпивку на грудь и смотрит на него сквозь облако дыма от своей сигареты. Он раскладывает мелочь. Напевает себе под нос, отбивая такт ногой. Вибеке думает о том, что с этим человеком приятно находиться рядом. Он держится естественно, он не как все. Снаружи доносятся разные звуки, кто-то кричит, машины заводятся и срываются с места. Вибеке гордится своей независимостью: а вот она осталась, в вагончике в парке аттракционов, со странным незнакомцем. Вдруг он возвышает голос и громко выводит джазовую руладу, эдакую развеселую строчку и бешеный припев, да еще отбивает пальцами такт, пластаясь по столу и щелкая по стаканам, чтобы они позванивали.

Она улыбается ему. Ей жарко, наверно, он подкрутил термостат. Потеть ни к чему, и она снимает свитер. Под ним у нее серо-синяя блузка с широким воротом, смесь шелка со льном. Она прикрывает глаза и слушает его пение, радуясь тому, что он держит себя так непринужденно, расслабленно, так компанейски.

Юн спускается к повороту. Он идет посреди дороги, машин все равно нет. Тут и там валяются стреляные гильзы от петард. Он подбирает одну и прячет в карман, надо будет потом выяснить, что в ней остается после фейерверка, в кабинете естествознания в школе есть микроскоп. Он чувствует, что опять начал моргать. Хотя иногда он про тик забывает начисто. Он старается сосчитать, сколько шагов проходит до следующего моргания. Оборачивается на шум машины: она несется из центра на приличной скорости. Юн отходит на обочину и залезает на сугроб. Успевает разглядеть автомобиль, когда тот пролетает мимо. Как будто он видел его раньше, но вот где, не помнит. За рулем мужчина, стриженный почти налысо, с длинной сигаретой в зубах.