Илья Стогoв - Таблоид

Местный король Силапулапу выставил против пришельцев полторы тысячи лучников. Однако после получасовой артподготовки от армии туземцев не осталось и следа.

Конкистадоры отправились на зачистку острова. В суматохе никто из них не заметил, как вылетевшая из кустов стрела вонзилась в бедро их капитану.

Парализованного Магеллана туземцы унесли с собой. Оказавшись в непринужденной обстановке, они приготовили его мясо по своим оригинальным рецептам и с удовольствием отужинали.

Сегодня от форта Сантьяго осталась лишь каменная арка да груды серого гранита, почти утонувшего в ярко-зеленой растительности. На остатках крепостных стен местами различались полустертые фрески.

Уткнувшись жерлами в песок, лежали окислившиеся под тропическими ливнями испанские пушки. В старинных бойницах гроздьями висели мохнатые летучие мыши.

Говорят, особо удачливые туристы иногда находят в траве старинные монеты. По этой причине, а также опасаясь наступить на какую-нибудь ядовитую гадину, я внимательно смотрел под ноги.

Иногда ловил себя на мысли: сейчас… вот сейчас я разгляжу в траве любовно обсосанные ребрышки Фернана Магеллана.

Совершенно особая достопримечательность Манилы — это манильские китайцы. Китайцев на Филиппинах много: приблизительно каждый третий-четвертый.

Китайцы не любят филиппинцев. Говорят они о них приблизительно так, как у нас говорят о чукчах: смешной и непонятный народец.

Чтобы не смешиваться с аборигенами, китайцы отгородили свой квартал, Чайна-Таун, здоровенной белой стеной.

Прохоiдите под украшенной драконами аркой и попадаете на улицу с названием «Трежери-авеню» — «Проспект Сокровищ». Магазины — исключительно ювелирные. В витринах выставлены тысячи одинаковых поддельных «Ролексов».

Один раз мне, правда, попалась китайская аптека. На земле перед входом были разложены образцы продукции: несколько связок телячьих хвостов, сушеные морские коньки, колба с надписью «Драконьи кости. Средство от головной боли», пыльная бутылка с чем-то, больше всего похожим на человеческие глаза в собственном соку.

Пагоды, визгливые рикши, аромат благовоний. Вывески — иероглифами. И везде — реклама водки «Столичная».

Ну и конечно, кабинеты восточного массажа. Фотографировать внутри запрещено. Оставив «Nikon» у портье, я прошел внутрь и оказался в руках пятерых чаровниц. Они уложили меня на стол, вылили на спину пахучую и вязкую гадость и принялись растирать ее с помощью палок, на конце которых вращался мягкий шар.

Как-то само собой получилось, что, размассажированный и разомлевший, я оказался в соседнем ресторанчике. После однообразной филиппинской китайская кухня пленяла.

Я заказал креветок с грибами, фаршированного кальмара и блюдо из настоящей жабы. Помню, еще в Петербурге один знаток уверял меня, что больше всего на вкус жаба напоминает цыпленка. Ничего подобного. Больше всего на вкус жаба напоминает рыбу. Скажем, морского окуня.

Хозяин ресторанчика, китаец с абсолютно непроизносимым именем Лю Чжэнь-цзюа, пожелал лично выйти в зал и угостить заглянувшего белого рюмочкой жутко ароматной настойки…

Угостил…

После того как в два ночи ресторатор велел вынести в зал восьмую бутылку и закрыть к едрене-фене двери, чтобы нам не мешали, я поинтересовался, можно ли называть господина Лю просто «брат»?

Братец Лю открыл мне секрет приготовления старинного китайского блюда из змеиных хвостов и научил почти без акцента произносить по-китайски тост «За знакомство!».

Впрочем, наутро все эти ценные уменья как-то сами собой изгладились из моей памяти. Не знаю, из чего уж там готовил свою ароматную настоечку китаец, но похмелье она давала страшное. Ни до ни после мною не испытанное.

Эрго: чертов Чайна-Таун.

Я купался в Манильской бухте… пытался загорать под январским солнцем… вечерами сидел в баре «Ахласар».

Бар располагался прямо на берегу океана. Некогда именно в нем американцы снимали сцену из фильма «No Exit», в которой советский шпион Кевин Кестнер передает в Москву важное донесение.

К концу второй недели пребывания в Маниле я даже подстригся. Парикмахерская принадлежала местным конфуцианцам. По стенам висели иконки с рожами богов-первопредков. В углу на домашнем алтаре горели свечи.

Еще мне очень хотелось съездить на пляжи южных островов. Ну, я и съездил.

Филиппинский архипелаг состоит из трех больших островов — Лусон, Панай и Минданао, пары дюжин средних и многих тысяч совсем маленьких.

Северная часть архипелага сплошь покрыта болотами и непролазными джунглями. Единственные, кого она привлекает, — это рыбаки.

На хорошую наживку здесь можно поймать даже тигровую акулу. Что говорить о мелочевке, вроде трех-, четырехметровых мурен?

На восточных, почти совсем необитаемых островах, говорят, до сих пор водятся филиппинские пираты, самые жестокие во всей Юго-Восточной Азии. Местные газеты уверяют, будто пираты любят отлавливать европейских туристов, закатывать их в бочки и топить в бирюзовых лагунах.

Ну а южные острова традиционно считаются лучшими пляжами Старого Света.

На манильском пирсе за $15 я нанял настоящую джонку. У нее был цветастый, похожий на застиранные трусы, парус и команда моряков в набедренных повязках. На таких лодках островитяне катались еще во времена фараонов.

Какое-то время меня перло от осознания экзотики происходящего. Ощущение притупилось в тот момент, когда берег скрылся из виду и я понял, насколько моя жизнь зависит от прочности этой допотопной посудины.

Джонка отвезла меня на Тагайтай. Так называется ближайший к Маниле курортный островок. Я понырял в лагуне, прокатился на надувном банане с подвесным моторчиком, сфотографировался рядом с дрессированным слоном.

С трех сторон лагуна Тагайтай окружена берегом, а с четвертой вход в нее перекрывает вулканчик Таал. Действующий, но не опасный.

Кратер Таала всего полметра в диаметре. Из него валил дым, и в воду изливались неприлично белесые потоки лавы. От этого вода в лагуне становилась совсем теплой и очень полезной для кожи.

Держать сигарету мокрыми пальцами было неудобно. Щурясь от дыма, я ни с того ни с сего начал прикидывать, а как бы выглядела вон та брюнетка, одень ее в пару свитеров, шубу, шапку и зимние сапоги? С разводами соли, которой посыпают тротуары.

Представить не получалось. «Отвык», — грустно подумалось мне.

Через пару дней мне предстояло возвращаться в Петербург.

А тогда, на набережной, велорикша спросил меня:

— Россия? А где это? Где-то на севере, да, мистер? Говорят, у вас там холодно?

Я кивнул. Типа того, что действительно холодно.