Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью

О. У вас богатая фантазия, ничего не скажешь…

В. Профессия такая. Итак, вечером во вторник у него была единственная возможность заманить вас в ловушку. Хотя вопрос: «Зачем?» — по-прежнему остается открытым. Но вот «как» — постепенно проясняется. По неизвестной причине в четверг, восемнадцатого ноября, Альсина принимает решение запереть отца своей подруги в ее квартире, привязать к стулу, не произнося при этом ни слова, затем бросить без всякой помощи в ситуации, представляющей опасность для его жизни, и исчезнуть, не дав никаких объяснений. За день до этого, семнадцатого, господин Альсина впервые в жизни увидел этого самого отца своей подруги. Простите, эта загадка очень меня занимает.

О. Хочу заметить, что мы с вами вернулись к исходному пункту нашего разговора, но я на вас не в обиде. Существуют только два разумных объяснения.

В. Каких же?

О. Либо Альсина сумасшедший, либо он меня с кем-то спутал.

В. Дочь с вами согласна?

О. Моя дочь пережила сильное эмоциональное потрясение. Сомневаюсь, что она сохранила способность ясно мыслить.

В. Вам что-нибудь известно о досадном эпизоде во время воскресного представления?»

Они действительно знают все.

«О. Немногое. Насколько я слышал, в последней части шоу Альсина отклонился от программы, и финал был скомкан.

В. Вам это не кажется странным?

О. Если честно, в Альсине нет почти ничего, что не казалось бы мне странным.

В. Вы говорили об этом с дочерью? Она может объяснить, почему он вдруг самовольно изменил программу?

О. Нет.

В. Возможно, еще одно свидетельство в пользу того, что господин Альсина психически нездоров.

О. Пожалуй.

В. Ваша дочь после представления поспешно покинула театр. Перед этим была бурная ссора. Вам что-нибудь известно об этом?

О. В следующий раз я видел Джульетту уже только в среду вечером, когда она, вернувшись в свою квартиру, обнаружила там меня. О том, что произошло в театре, ей, конечно, известно гораздо больше, чем мне. Но, честно говоря, я не совсем понимаю, какая тут связь. Вероятно, у Альсины был конфликт с коллегами. Ко мне это не имеет никакого отношения. Скорее всего он меня с кем-то спутал. Другого объяснения просто нет.

В. Хорошо, предположим. Покидая страну, он понял, что ошибся?

О. Возможно. Но что это меняет?

В. Просто я стараюсь мыслить логически. Своим поступком Альсина задел не только вас, но прежде всего вашу дочь. Он что-то имел против нее? У них были проблемы? Можно ведь предположить, что удар был направлен именно в нее, а не в вас лично, как вы считаете?

О. Или в мою жену? Или в почтовую службу? Я устал от этого разговора. Вас послушать, так во всем виноват я сам или моя дочь.

В. Отнюдь. Жаль, что вы так это восприняли.

О. Мне нечего больше сказать.

Окончание разговора: 16.49.

Письменные показания представлены свидетелю на подпись и заверены им на каждой странице.

Берлин, 26 ноября 1999 года.

Подпись».

В самом конце он едва не потерял над собой контроль.

К чему вел полицейский? Своими вопросами едва не загнал его в угол. Похоже, он преследовал какую-то цель, хотел что-то выпытать. Но что?

Откуда полиции вообще известно о странном происшествии на воскресном представлении? О ссоре Джульетты с Дамианом? У него была затянувшаяся война со всеми танцорами. Похоже, в танго все точно так же, как и в балете. А этот Дамиан был своего рода звездой: умел все и не упускал случая продемонстрировать свое превосходство. В последней части воскресного представления произошел эпизод, шокировавший Джульетту. Дамиан без предупреждения отклонился от программы и поставил остальных танцоров в дурацкое положение. Подробностей Баттин не знал. Знал только, что была ссора, бурная. Между Дамианом и другими танцорами и между Джульеттой, вставшей на их сторону, и Дамианом.

Он демонстративно подписал последнюю страницу и бросил ручку на письменный стол. Термос рядом с ним качнулся и булькнул. Баттин нервно нажал на крышку, выпуская воздух. Потом встал, размял ноги после долгого сидения на неудобном стуле и потянулся. «Ужасная контора», — подумал он, уже направляясь к двери в смежную комнату. Взгляд его скользнул по выкрашенным зеленой краской стенам, отвратительным, кажущимся резиновыми, растениям в бледно-голубых горшках на подоконнике, многочисленным плакатам на стенах, призванным оказывать воспитательное воздействие на личный состав: «Предательство себя не оправдывает», «Наркотики? Нет, спасибо», «Хочешь быть полицейским?» и так далее.

Для него все позади. Теперь нужно беспокоиться в первую очередь о Джульетте. Джульетта! Сейчас это главное. Ее карьера. История завершилась. Скоро она сама это поймет.

Он вывел «вольво» из подземного гаража под банком возле «Цоо» 8и влился в транспортный поток. Достал мобильный телефон и набрал номер Джульетты. Отозвался автоответчик. Потом увидел, что ему звонила Анита, и перезвонил ей.

— Маркус?

— Да. Я еду.

— Жду уже двадцать минут. Почему ты не в офисе?

— Был в полиции. Подъеду минут через пять. Не знаешь, где Джульетта?

— Где ей быть? Конечно, в театре.

— Но уже половина шестого, она должна давно закончить, а телефон у нее выключен.

— Наверное, не хочет, чтобы ее дергали. Я тебя жду. До скорого.

По пробкам он добирался до больницы в Штеглице 9почти двадцать минут. Когда собирался свернуть во двор, Анита бросилась к машине, едва не задев капот. Он резко затормозил.

— Наконец-то! — сказала она, целуя его в щеку. — Что нужно полиции?

— Объяснений.

Он передал ей краткое содержание разговора. Потом спросил, что она делала сегодня. Не отвечая на вопрос, Анита сказала:

— Ты бледный какой-то, Маркус. Джульетта обещала вечером заглянуть. Думаю, она знает, почему он так поступил. Ну, она же жила с ним два месяца. А пока давай поговорим о чем-нибудь другом, хорошо?

Он сосредоточенно смотрел через мокрое от дождя стекло прямо перед собой. Пробка рассосалась только на Мексикоплац. Когда через несколько минут под колесами захрустел гравий подъездной дорожки, уже стемнело. «Гольф» Аниты стоял у ворот. Но в доме было темно.

— Ты ведь говорила, что твою машину возьмет Джульетта? — спросил он, вылезая из «вольво».

— Да. Она высадила меня сегодня у клиники. Может, она наверху. Посмотри, что я купила. Утиные грудки. — Она указала на сумку с продуктами. — И «Шардонне» тысяча девятьсот девяносто седьмого года.

Он улыбнулся, подошел поближе, обнял ее и поцеловал.

— Наверное, этот безумец хотел прикончить меня из зависти: рядом со мной две самые прекрасные женщины на свете. Просто не мог этого вынести.

— Наверняка. Закрой, пожалуйста, ворота.

Они вошли в комнату и включили свет. Книжку Анита заметила первой и удивленно сдвинула брови. Баттин проследил за ее взглядом и тоже уставился на раскрытую записную книжку на диване возле камина. Потом подошел, взял ее в руку и громко крикнул: