Вольфрам Флейшгауэр - Три минуты с реальностью

— Аиде Хибайдо выжила. В тысяча девятьсот восьмидесятом году она вышла из лагеря. Если бы не ее упорные розыски, Джулиана Эчевери, он же Дамиан Альсина, никогда бы не нашли. Первым делом она поехала в Корриентес и отправилась по адресу, оставленному ей Луизой. Аиде Хибайдо нашла там старую, полусумасшедшую женщину, чей муж, оба брата, сыновья и дочь «исчезли» во время диктатуры. Мать Луизы. Всю ее семью истребили. Мужа убили еще во время бунта рабочих табачной отрасли в конце шестидесятых: он был одним из организаторов забастовки. Сыновья, тоже члены профсоюза, в начале семидесятых были похищены неизвестными — их так никогда и не нашли. Когда они пропали, Луиза улетела в Буэнос-Айрес и снова появилась у матери на несколько дней уже после путча семьдесят шестого года. Потом исчезла и она. Старуха дала Аиде несколько фотографий Луизы, ее братьев и своего мужа — фотографии, спрятанные Луизой у нее в доме в ее последний приезд.

— Когда это происходило? — спросила Джульетта.

— Социальные беспорядки, предшествовавшие диктатуре, начались еще в шестидесятых. Видите ли, северо-восточная часть провинции Корриентес — все еще забытая Богом область. Там нет никакого понятия о правах человека, там настоящий ад — бедность, произвол властей, постоянное насилие с их стороны по отношению ко всем и каждому, кто хоть в малейшей степени стремится изменить ужасные обстоятельства своей жизни. Жители провинции — бесправные рабы на своей же земле. Впрочем, такова ситуация во многих латиноамериканских странах.

— Скажите, как же этой женщине удалось в конце концов все-таки отыскать Дамиана, если не существовало никаких документов, все следы были уничтожены?

— Документы были. Просто сфальсифицированные. Но ведь даже в фальшивых документах можно обнаружить след.

Военная диктатура в Аргентине была бюрократизирована почти в той же степени, что и фанатична. После ее падения довольно скоро выяснилось, какие врачи сотрудничали с властями и выдавали поддельные документы. И значит, круг поисков теперь ограничивался детьми, чьи свидетельства о рождении подписаны врачами, работавшими в пыточных лагерях. Хотя таких было, конечно, довольно много. На то, чтобы отыскать их всех, понадобились бы годы. Сейчас в рассмотрении находятся около шестисот подобных дел. Лишь несколько десятков таких детей найдены. Требуется ведь очень кропотливая работа по изучению всех, даже самых незначительных обстоятельств. При этом приходится соблюдать строжайшую тайну — так как «родители», разумеется, пойдут на все, чтобы подобным поискам помешать.

— Но Аиде нашла его?

— Да. В один прекрасный день в феврале девяносто второго года она ждала его перед школой с фотографиями Луизы и ее братьев. Без всякой подготовки она поставила его перед фактом: рассказала, что он вовсе не Дамиан Альсина, а Джулиан Эчевери, показала фотографию его настоящей матери и обоих дядьев.

Джульетта была ошарашена.

— Ни с того ни с сего? Без всякой подготовки?

Канненберг пожал плечами.

— Да. Это кажется немыслимым. Но как тут подготовишь? Шок неминуем в любом случае, так ведь?

— И как он повел себя?

— Молча ушел. На следующий день она пришла опять. Так продолжалось несколько дней. Он не хотел с ней разговаривать. Через неделю он сказал ей, что плевать хотел на ее измышления. Она дала ему номер телефона и попросила звонить, если у него появятся вопросы. Через четыре месяца он ее разыскал. Конечно, он так и не смог успокоиться. Он узнал, что случилось с его матерью в лагере ЭСМА и что его приемный отец, Фернандо Альсина, по-видимому, поддерживал достаточно тесный контакт с военными из пыточных лагерей — раз таким образом раздобыл себе ребенка.

Он сделал глоток и посмотрел на Джульетту. Она отвела глаза. Сердце колотилось как бешеное. Какой ужас!

— Карьерное восхождение Фернандо Альсины началось еще во времена диктатуры, но он постарался своевременно уничтожить следы своих сомнительных связей с убийцами в погонах. И быстрый карьерный рост продолжался в последующие годы: как при правительстве Альфонсина 179, так и при Менеме. Единственным следом, который он не мог замести, оставался Дамиан.

— Что вы имеете в виду? — растерянно спросила Джульетта.

— Указом президента срок действия преступлений военной диктатуры объявлен истекшим: после постановления Менема об общей амнистии у жертв государственного террора не осталось юридических оснований подавать иски против своих мучителей или убийц своих близких родственников. Единственное преступление, которого, видимо, по чьей-то забывчивости не коснулась тогдашняя амнистия, — кража детей. Аиде уговаривала Дамиана пойти на официальное установление своей личности. В тысяча девятьсот девяносто втором году в Буэнос-Айресе под давлением правозащитных организаций открыли специальное учреждение для рассмотрения подобных случаев. Название его, правда, звучит абсурдно: «Национальная комиссия по праву на самоидентификацию». Мать Луизы прилетела бы в Буэнос-Айрес и вместе с Дамианом сдала бы генетические тесты. В больнице «Дюран» есть лаборатория, где проводят такие исследования. Аиде пообещала Дамиану, что все это будет сделано втайне. Комиссия сама начнет уголовное преследование его приемного отца, а он окажется под защитой секретариата по правам человека и будет выступать исключительно в качестве свидетеля. Но Дамиан не захотел.

— Почему?

— Думаю, он просто совершенно не был готов к новой ситуации. Ему было пятнадцать лет. И потом, он боялся. Фернандо Альсина весьма могущественный человек в Буэнос-Айресе. Судебное преследование по обвинению в похищении ребенка полностью разрушило бы его общественно-политическую карьеру. Дамиан боялся его и был совершенно прав. Поэтому он оборвал общение с Аиде и отказался вступить в контакт с людьми, занимавшимися расследованием подобных случаев.

«И стал танцевать танго», — закончила про себя Джульетта. Поэтому он ушел из школы, полностью отрекся от своей «фиктивной» жизни и никому ничего не сообщил об истинных причинах своего поступка. Вдруг ей пришла в голову странная мысль. И почему только сейчас? В поведении ее отца и Дамиана много общего! Как они похожи в том, что касается инсценировок! Ее отец годами строил из себя убежденного коммуниста, чтобы найти возможность когда-нибудь сбежать из страны. А Дамиан, чтобы защититься от приемного отца, годами изображал из себя сперва трудного подростка, потом полусумасшедшего танцора. По сути, они похожи. И эта мысль отозвалась во всем ее существе чувством, очень похожим на боль, но прежде чем она успела додумать ее до конца, Канненберг продолжил.

— Приемный отец совершенно не интересовал его, — сказал адвокат. — Его интересовал настоящий отец. Поэтому он обратился ко мне.