Тибор Фишер - Путешествие на край комнаты

Будь у него хоть крупица ума, он не преминул бы воспользоваться таким щедрым подарком судьбы. А мне было вовсе не обязательно сидеть в своей тесной каморке, по уши в долгах, и целыми днями таращиться на хреновину, которая подозрительно напоминала дохлую ящерицу. Мне ничто не мешало рвануть в Барселону.

Я уже знала, что буду делать, когда вернусь к себе. Я позвоню Амбер и знакомым байкерам, которые как-то сказали, что я всегда могу к ним обратиться, если мне вдруг понадобится кого-то избить. Но я куда-то задевала бумажку с их телефоном.

Мне было двадцать один. И я ни разу, не была за границей.

Не потому, что меня не тянуло поездить по миру. И не потому, что ломало куда-то ехать.

В детстве, когда мы всей семьей ездили отдыхать, это было ужасно весело. Радостные и взволнованные, в предвкушении чего-то волшебного, мы загружались в машину. Папа садился за руль. Мама садилась спереди, рядом с папой, а мы с сестрой – сзади. Джулия всегда сидела слева, а я – всегда справа. Мы набирали с собой целую кучу вещей для отпускных развлечений (комиксы, музыка, всякие вкусности, игры, новая одежда), которые закупались обычно за несколько месяцев «до» и которые нам выдавали лишь в день отъезда. Мы с сестрой восторженно перебирали эти немыслимые сокровища, пока папа с мамой в последний раз проверяли, все ли сделано перед отъездом (сообщили ли почтальону, чтобы он не приносил нам газеты, и все такое). Все аккуратно пристегивались ремнями безопасности.

– Ну что, готовы? – спрашивал папа у нас с сестрой, как будто если бы мы вдруг сказали, что нет, не готовы, то поездка бы не состоялась.

– Готовы, – первой всегда отвечала Джулия, потому что она была старше.

– Готовы, – подтверждала и я.

Папа медленно выводил машину со двора, задним ходом. Нам с сестрой поручали следить за дорогой – нет ли машин. Это было ответственное поручение, и мы с Джулией ужасно гордились, что нам доверяют в таком важном деле.

Отец дожидался, пока не пройдут все машины, и выруливал к дальней обочине. Там он притормаживал, выкручивал руль, а потом резко давил на газ, обозначая тем самым, что пришло время для приключений и мы отправляемся в путь.

В этих поездах было что-то глубоко первобытное: все семейство снимается с места, подобно древним кочевникам, и отправляется в путь, и берет с собой все, что нужно, чтобы утолить голод и жажду, залечить раны и развеять скуку.

Папа, однако, не успевал переключиться даже на третью передачу, потому что отель «Приют для усталого путника», где мы проводили все наши семейные отпуска, располагался всего в трехстах ярдах от нашего дома. Когда мы с Джулией были совсем маленькие, мы не ездили отдыхать, потому что у родителей не было денег, а потом папу повысили до начальника отдела, и мы стали раз в год ездить в отпуск, но всегда – только в «Приют для усталого путника».

Мама была не в восторге (ее совершенно не радовало, что отель был на той же улице, что и наш дом), но нам с Джулией было вообще все равно, куда ехать, а отец не хотел даже слышать ни о чем другом.

Его доводы в пользу «Приюта» были, как я понимаю уже теперь, вполне обоснованными и разумными, пусть даже и не вполне убедительными: зачем тратить деньги и время на поездки куда-нибудь далеко? По три-четыре часа не вылезать из машины; мучительно высматривать место на трассе, где можно остановиться, чтобы выйти пописать; ругаться, куда надо было сворачивать, – кому от этого радость? Тем более в «Приюте для усталого путника» меню в ресторане написано на родном английском, и для общения с персоналом не надо преодолевать никаких лингвистических барьеров. Следует также учесть и такое немалое преимущество: если вдруг выяснится, что ты что-то забыл, или тебе захочется посмотреть, нет ли писем, можно спокойно дойти до дома – а если ты отдыхаешь на море или где-нибудь за границей, такого удобства уже не будет. А так мы можем поехать в отпуск и при этом по-прежнему видеться со своими друзьями.

Папа рассуждал так: отпуск придумали для того, чтобы человек мог на время забыть про ответственность. Сбросить тяжкое бремя повседневных обязанностей. Маме не надо готовить, ему не надо вставать чуть свет и идти на работу. Нам с Джулией не надо застилать по утрам постель. В отпуске все развлекаются и предаются безделью. В отпуске можно лениться. А «Приют для усталого путника» – это очень хороший отель для семейного отдыха. Вообще-то это был самый обыкновенный отель. Особняк, перестроенный под гостиницу. Без каких-то особых роскошеств. Но там были два игровых автомата, поле для мини-гольфа, бадминтонный корт (хотя и заросший высокой травой) и крошечный бассейн. Для девчонки двенадцати лет это был полный восторг с замиранием сердца. Почти такой же восторг, как от мальчиков. От которых я тоже млела. В двенадцать лет.

С общением там было туго. Отель был маленький; в основном там останавливались скромные бизнесмены средней руки и подавленные разведенные дядьки, прибитые скоропостижным разводом. Но что-то там все-таки происходило. Например, я познакомилась с мальчиком из Египта. Его звали Мохаммед. «В Египте всех зовут Мохаммедами», – бурчал он сердито. Мохаммед был старше меня на два года, и ему нравилась Джулия. Он тоже нравился Джулии, и поэтому она упорно не обращала на него внимания. Так что мы с Мохаммедом активно общались, а Джулия тихо бесилась поодаль, вне пределов видимости.

Мохаммед все подбивал меня сыграть с ним в шахматы на раздевание, и в конце концов я согласилась. Уже теперь я понимаю, что он выбрал шахматы, чтобы исключить элемент случайности, который всегда неизменно присутствует в стрип-покере. Мохаммед был уверен, что выиграет, потому что он старше, а я – девчонка. В шахматах я – полный ноль и играла до этого, может быть, пару раз, но я побила Мохаммеда пять раз подряд; он так разъярился, что своротил писсуар в мужском туалете и перестал со мной разговаривать.

Мама мечтала поехать куда-нибудь за границу и упорно держалась за эту мечту. Она даже ходила на курсы испанского, целых два года, в надежде использовать необходимость попрактиковаться в разговорной речи в качестве инструмента для грязного шантажа. Отец согласился поехать в Испанию, если мама сумеет объясниться с официантом в местном испанском ресторане. Мама провалила экзамен. Уже потом, много лет спустя, папа признался: «И неудивительно, что тот официант не понял ее испанского. Он же был турок».

Папа просто не видел смысла куда-то ездить. Он был за границей всего один раз. Мамины родители подарили им два билета на паром во Францию. Паром прибыл в Булонь, и отец чуть ли не силой заставил маму вписаться в ближайшую от порта гостиницу, где они провели выходные, обедая в ближайшем ресторане, выпивая в ближайшем баре и делая покупки в ближайшем магазине. На обратном пути был туман и волны, и, глядя с палубы парома на беспокойную воду, папа заметил: