Тибор Фишер - Путешествие на край комнаты

– Рино не было пару дней. Сюда приезжали ребята из Голливуда, снимали кино, а девица, игравшая там главную роль, заширялась в корягу, так что была вообще никакая, и они наняли Рино, чтобы он оживил им пару эпизодов.

Мы поднялись на крышу, где была оборудована терраса с бассейном. По краю крыши стояли кадки с ухоженной симпатичной мимозой и лавровыми деревьями, тень от которых хоть как-то спасала от испепеляюще жаркого солнца. В шезлонге у бассейна лежал огромный мускулистый широкоплечий парень – голый, за исключением резиновой садо-мазо маски на молнии, закрывавшей почти все лицо. Да, фетишизм с садо-мазо – это теперь модно. Интересно, существует на свете хотя бы один управляющий банком, у которого нет распорки для ног или шарика-кляпа?

– Que pasa [Как жизнь, как дела (исп.)], Рино? – спросил Хорхе.

Я повторю еще раз: огромный и мускулистый парень. Про таких, как Рино, говорят «гора мускулов». Я в жизни не видела ничего подобного – разве что на картинках в журналах. Я смотрела на это чудо и не могла оторваться. Это было воплощенное совершенство. Безупречно развитая мускулатура, безупречный волосяной покров, безупречный загар – даже педикюр у него был лучше, чем у меня: ногти аккуратно подпилены и закруглены, наподобие окошек в церкви. Я смотрела, не веря своим глазам. Таких совершенных людей не бывает в живой природе. Я принялась сосредоточенно изучать мимозу, словно какой-нибудь крупный специалист по домашним растениям, – чтобы не пасть на колени в священном благоговении.

– У него есть мечта, – сказал Хорхе. – Мечта совершенно безумная и неправильная, и ему приходится ежечасно убеждать окружающих, чтобы они признали за ней право на существование. Это беда всякой безумной мечты: мир не желает ее принимать.

Часто бывает, что ты делаешь выбор, и ничего не меняется. Иногда ты делаешь выбор и получаешь, чего хотел, и только потом понимаешь, что тебе этого не хотелось. Редко, но все же бывает, что ты делаешь выбор и тут же срываешь куш. И совсем уже редко тебе выпадает по-настоящему крупный выигрыш: ты делаешь выбор, и вдруг выясняется, что это – самое лучшее, самое правильное из решений, которые ты принял за всю свою жизнь. Похоже, я все-таки выбралась из длиннющего туннеля, где беспросветная тьма, сплошной дождь, разочарования и ошибки, неприятности, бедность и прочая мерзь, в ослепительный рай размером примерно тридцать на сорок метров.

Значит, я все же достойна лучшего? Этот вопрос, которым я мучилась столько времени, снова возник у меня в голове. Неужели я все-таки дождалась этой счастливой минуты, когда там, наверху, оценили меня по достоинству и сполна одарили земными благами? У меня было столько всего плохого – сплошная черная полоса. Пора бы начаться и белой. Честно сказать, я была в полной растерянности: может быть, я рано радуюсь, и злобная Гера лишь дразнит меня, как боги любят дразнить людей, – или я все же была права, когда в своем самомнении считала себя самой лучшей на свете? Собственно, я бы и не пошла в профессиональные танцовщицы, если бы не считала себя самой лучшей. Но как потом оказалось, я была далеко не лучшей.

Рино протянул мне руку. Честно сказать, я слегка напряглась: испугалась, что он раздавит мне руку, – но его рукопожатие оказалось на удивление бережным и деликатным.

У меня в голове было только две мысли. Во-первых, мне жутко хотелось замуж за Рино. Пусть мы с ним совершенно несопоставимы и несовместимы, пусть нам будет не о чем поговорить, пусть потом выяснится, что он совершенно не умеет одеваться, пусть наш брак продлится всего полчаса, пусть у него там под маской какая-нибудь ужасная экзема или кривые зубы, пусть из него собеседник – как из одежного шкафа, пусть потом бабы злорадствуют и говорят про меня: «Это надо же было так сглупить», пусть… оно того стоит. Потому что тогда я смогу до конца жизни показывать на Рино пальцем и говорить: «А это мой бывший муж», – и всех баб будет корежить от зависти.

А во-вторых, мне хотелось сфотографировать Рино и разослать фотографию всем знакомым. А внизу написать – вот моя работа. Нелепо, конечно, но я была благодарна Рино, что он удостоил меня рукопожатием. Так сказать снизошел. Я никак не могла поверить, что такой великолепный образчик работает в каком-то банальном секс-шоу в Барселоне. Почему эти ребята из Голливуда не взяли его на главную мужскую роль? Это же не человек, а ходячая обложка для журнала. Меня только немного пугали его габариты. У него был такой большой… рассеянно гладя мимозу, я пыталась прикинуть, войдет он ко мне в рот или нет.

Хорхе улыбнулся.

– А еще говорят, что счастья за деньги не купишь. Это наглая ложь, которую придумали бедные.

Здание клуба было самым высоким в округе, но террасу на крыше все равно окружала высокая каменная стена, чтобы никто любопытный с биноклем не подглядывал за голыми актерами и актрисами. Поднимаясь сюда, я надеялась усладить взор панорамой города, но для сей визуальной услады мне не хватало примерно фута роста. Впрочем, я как-то уже поутратила интерес к городским красотам.

– Я сейчас переоденусь и снова приду, – сказала я. Хорхе пошел вместе со мной, и я спросила у него, зачем Рино маска? Вообще-то я так поняла, что Рино – это сокращенное от rhinoceros, носорог. Вполне очевидный сценический псевдоним, с отсылкой на его внушительный причиндал. Но Хорхе объяснил, что Рино часто носит маску, чтобы скрывать отеки и синяки после пластических операций, в основном по коррекции формы носа. «Ринопластика, это мое спасение, Хорхе, – говорит он. – Я не хочу, чтобы мне было стыдно за свои первые фильмы».

– А он что, будет сниматься в кино?

– Так его чуть ли не раз в неделю зовут сниматься. От предложений отбоя нет.

Только Хорхе сомневался, что Рино где-нибудь снимется. Он был самым «старым» актером в клубе. Работал в «Вавилоне» уже пять лет – с тех пор, как приехал в Барселону из какой-то глухой андалузской деревни. И все эта пять лет на него был активный, непреходящий спрос от продюсеров порно, и, кстати, не только порно. Но он пока что не снялся ни в одном фильме, потому что считал, что для съемок в кино ему надо сначала подправить внешность; и ничего не заработал – вернее, ничего не скопил, потому что все заработанные в клубе деньги уходили на пластическую хирургию, в основном на коррекцию формы носа. Его то укорачивали, то удлиняли, то сужали, то расширяли – примерно раз в три-четыре месяца (я уже не говорю про губы, скулы и зубы).

Расставшись с Хорхе, я пулей рванула к себе. И тут столкнулась с дилеммой: чего надеть? Вернее – чего и сколько всего. Как я поняла, костюмы Адама и Евы для нашей крыши были вполне допустимы, и мысль о загаре без «белых пятен» была более чем соблазнительной, но мне не хотелось сразу же раскрывать все карты, так что я остановилась на том, что пойду загорать без верха… оставалось лишь подобрать что-нибудь выигрышное для низа. Потом я долго причесывалась, так чтобы прическа смотрелась естественно и непричесанно, потом еще минут пять вертелась перед зеркалом в плане последней проверки перед решающим выходом. На все про все ушло около получаса.