Сергей Кузнецов - Гроб Хрустальный. Версия 2. 0

– Кто там?

– Я от Ильи Шаневича, вашего соседа сверху, - представился Глеб.

Дверь открылась, и на него подозрительно уставилась сухонькая женщина.

– Меня зовут Глеб, - сказал он. - Простите, не знаю как вас…

– Ольга Васильевна. Что вас интересует, молодой человек?

– Извините, Ольга Васильевна, я могу войти? - спросил Глеб.

Они прошли на кухню. Когда-то это была опрятная кухня, но следы старческого увядания заметил даже Глеб. Плита в разводах, по углам - остатки плохо сметенной паутины. Стол аккуратно покрыт застиранными салфетками, пятна с которых, видимо, не смогла бы вывести даже тетя Ася из телерекламы.

– Я хотел вас спросить про ту девушку… - начал Глеб, - ну, которую вы нашли на лестнице.

– Да, убитую, - сказала Ольга Васильевна. - Я никогда раньше ее не встречала, нечего мне о ней сказать.

– Я понимаю, вас уже спрашивала милиция, - продолжал Глеб, понимая, что впустую тратит время, - но, может, вы вспомните какую-нибудь деталь…

– Милиция! - фыркнула женщина. - Они ни о чем толком не спрашивали. Им бы лишь дело закрыть, я знаю. Наркоманы с улицы! Ерунда! При драке никто не режет горло так, как это сделал убийца. Ножом ударяют в живот или в грудь. Чтобы так ударить, надо подойти сзади и ударить из-за спины.

– Значит, это был кто-то знакомый? - спросил Глеб.

– Почему? - удивилась Ольга Васильевна. - Это просто была профессионалка. Женщина, знающая, как снимать часовых.

Боже мой, подумал Глеб, она слишком много смотрит телевизор. Как назывался тот фильм, который так нравился Тане, - про девушку, завербованную спецслужбами?

– Почему - женщина? - спросил он.

Ольга Васильевна посмотрела на него изумленными, ясными глазами:

– Я слышала, как она убегала. Я, слава богу, еще не оглохла и вполне способна узнать стук каблуков.

Когда Глеб вернулся в квартиру, Нюры в предбаннике не было. Не удержавшись, Глеб достал из-под стопки факсов пакет и быстро просмотрел снимки. На всех фотографиях Влад Крутицкий обнимал Нюру заботливо и нежно: точь-в-точь как на фотографии в Светином альбоме. "Наш пострел везде поспел", - неприязненно подумал Глеб и вернул снимки на место.

– Значит, я был не прав, - писал Глеб Горскому вечером, - это не может быть Ося.

– Значит, ты был не прав с самого начала, - ответил Горский. - Это не het. Это либо Катя, либо Настя, либо Н.С. Ни одна из них не может быть любовником твоей Марины и, значит, все совпадения, про которые ты говорил, случайны. Что я и подозревал. Твоя бритва Оккама затупилась.

– Это не может быть ни одна из девушек, у всех алиби. Н.С. была пьяна, Настя трахалась, а Катя была с мужем.

– Ты мало читал детективов, - ответил Горский. - Все это - не алиби. Бен никогда не выдаст жену, Луганов мог наврать, что трахался с Настей, а Н.С. могла притвориться, будто напилась.

Есть вещи, которые не сымитируешь, подумал Глеб. Например, нельзя притвориться, будто блюешь. Он собирался так и написать, но выскочили следующие реплики Горского:

– Это просто логическое рассуждение. Я не собираюсь искать убийцу Снежаны. Зато я знаю, как поймать псевдоЧака.

Глеб раздраженно стукнул по вопросительному знаку. Какого хрена, подумал он, что он мне голову морочит? Очень мне нужны его логические рассуждения.

– Мне, видимо, придется все-таки связаться с твоим Вольфсоном. Дай мне его адрес - и если он согласится, мы отловим Чака. Я сейчас тебе все объясню.

План Горского был прост. Вольфсон должен послать Чаку письмо: вроде бы письмо на лист, но получит его один Чак. В этом письме надо дать ссылку, которая Чака заинтересует, - и когда он пойдет по ссылке, сервер зафиксирует IP-адрес: уникальную последовательность цифр, позволяющую понять, через какого интернет-провайдера человек заходит в Сеть.

– Иными словами, - объяснял Горский, - мы будем хотя бы знать, в Москве он или нет, и, таким образом, сузим круг подозреваемых.

– А почему нельзя просто написать ему письмо с этой ссылкой?

– Потому что, если он параноик, то пойдет через анонимайзер, и мы ничего не узнаем. А так он ничего не заподозрит. И к тому же, если понадобится, мы можем похожим образом определить IP-адреса остальных подписчиков и узнать, не повторится ли этот адрес еще раз. Скажем, у Абрамова или у тебя.

– У меня не повторится, - ответил Глеб.

– Помнишь, ты объяснял принцип презумпции виртуальности? Если добавить к нему обычный принцип детективного жанра, становится ясно: подозревать надо всех. Даже меня можно подозревать в том, что я не существую. Например, давно умер. У Гибсона есть герой, который умер, а мозг его в компьютере, - может, это про меня как раз?

– Кто такой Гибсон? - спросил Глеб.

– Писатель. Киберпанк.

Что такое киберпанк, подумал Глеб. Панк за компьютером? Программист в майке с Егором Летовым? Гибрид Оси и Бена?

– В привычном смысле слова тебя и не существует, - ответил он, почему-то вспомнив Оруэлла. - Есть какой-то человек, с которым я говорю. Он и есть "ты". Больше мне про тебя ничего не известно. Если тебя зовут не Горский, а, скажем, Речной - что от этого изменится?

– Если Речной - ничего. А если Абрамов или Вольфсон - многое. - Горский отправил Глебу очередной смайлик и спросил: - Знаешь ведь старую шутку про то, что трудно поймать черную кошку в темной комнате?

– Да, - ответил Глеб. - Особенно если ее там нет.

– Вот это в виртуальных делах самое интересное. Мы можем поймать Чака - человека, которого давно нет, - только потому, что ловим в мире, которого нет. Ловим виртуала на виртуальную наживку в виртуальном мире.

Глеб ответил смайликом, а Горский написал:

– В этом есть своя логика. Преступление совершено в Интернете - там и надо ловить преступника.

– Какое преступление? - не понял Глеб.

– Кто-то выдал себя за мертвого, - объяснил Горский. - Смерть требует более серьезного отношения.

Вольфсон послал письмо на следующий день. В Калифорнии было утро, в Москве - вечер. Глеб ушел из Хрустального минут за двадцать пять до назначенного часа, попрощавшись с Нюрой Степановной и Шаневичем. Пока Глеб добирался до дома, Вольфсон уже отправил невинное на вид письмо - ловушку для того, кто выдавал себя за реинкарнацию Чака.

Наживкой стали фотографии выпускного вечера. Вольфсон привез их с собой в Америку и, потратив полчаса, разыскал в одной из коробок в пустующем гараже. Пять лучших отсканировал: Вольфсон и Феликс жгут Сканави, Феликс демонстрирует новые джинсы, Вольфсон поет под гитару, Вольфсон и Феликс наутро после выпуска пишут краской на стене школы "1984 г", где "г" - не сокращение от слова "год", а буква их класса. И, наконец, привет из будущего - танцуют Ирка и Емеля. Кем бы ни был псевдоЧак, он должен клюнуть.

Он клюнул. Когда Глеб законнектился из дома, его ждало письмо Вольфсона (копия - Горскому). Лаконично: четыре числа, разделенные точками. Они ничего не говорили Глебу, но, глядя на них, он подумал, что матшкольные мальчики любят цифры больше, чем мертвых и живых, потому что цифры не умирают и способны лишь менять порядок.