Владимир Кунин - Повести

Прицеп, в котором лежали несколько десятков ящиков с гранатами и взрывателями, полыхал на ветру.

- А, черт! - сержант еще увеличил скорость.

- Вот теперь он загружен! - торжествующе кричал старший по званию немецкий офицер. - Вот теперь в нем есть все!

Он сам лежал у пулемета и старательно ловил в прицел мчащийся фургон.

- Вперед! Догнать его! Догнать!..

Из ельника выскочили три мотоциклиста с пулеметами на колясках и понеслись за нелепым русским фургоном, отягощенным горящим прицепом.

Сержант еще раз посмотрел в зеркало заднего вида. Горел прицеп. Догоняли мотоциклисты.

Сержант вытянул кнопку ручного газа, установил постоянные обороты двигателя и снял ногу с педали.

- Катька! Рулить сможешь?

- Смогу.

- Держи баранку. И только прямо!

Сержант открыл дверь кабины, передал руль девушке.

- Ты куда?!

- Прицеп горит. Сбросить надо!

- Убьют, Васька! - закричала девушка.

- Не убьют! Держи хвост морковкой!

Наверное, это мог сделать только «цирковой». Сержант встал на подножку кабины, ухватился за что-то, подтянулся и впрыгнул на крышу фургона.

Мчался ЗИС, горел прицеп, совсем близко были немцы, а сержант по крыше фургона пробежал в полный рост и спустился в проем задней двери. Артисты лежали на полу кузова.

- «Единый лавр…» - пробормотал сержант и попытался снять сцепку прицепа с крюка.

Гудел и терщал огонь на прицепе, каждую секунду мог раздаться взрыв, а сцепка все никак не снималась с крюка.

Неловко изогнувшись, сидя на пассажирском сиденьи, девушка Катя, старшина медицинской службы, демобилизованная по причине беременности, вела грузовик.

На сержанте уже тлела гимнастерка. Лицо его было обожжено, руки в крови.

Одной ногой он стоял на борту прицепа, другой на ступеньке фургона, а внизу под ним неслась серая лента бетонной дороги. Сержант ждал, чтобы машину тряхнуло на выбоине и тогда сцепка ослабнет.

Переднее колесо на полном ходу скользнуло по краю воронки и сержант мгновенно сбросил сцепку с крюка. Он еле успел ухватиться за косяк фургонной двери. Машина, освободившаяся от прицепа, помчалась по шоссе.

Горящий прицеп стал отставать, и немцы поняли, что остановить автомобиль им не удастся. Тогда они открыли ураганный огонь.

Они видели, как сержант снова оказался на крыше фургона. Сержант вынул из кармана гранату, выдернул чеку и сильно бросил гранату в удаляющийся полыхающий прицеп.

Машина чудом проскочила глубокую воронку, прицеп взорвался, и высыпавшие на дорогу немцы были сметены с лица земли.

Сержант быстро спустился с крыши фургона на подножку кабины, просунулся в дверцу и увидел простреленное ветровое стекло; девушку Катю, сбоку держащуюся за руль; и кровь, заливающую катину гимнастерку, шинель, юбку…

Еще сержант увидел глаза Кати - залитые слезами и устремленные неподвижно на дорогу. Вперед, только вперед…

Сержант перехватил руль, поставил ногу на педаль, убрал ручной газ и осторожно привалил Катю к спинке сиденья.

- Катя! Катюша! Ты что?! Ты потерпи немножечко, - бормотал сержант и гнал, гнал машину вперед.

Лицо Кати было неподвижно, и только слезы тихо сползали с ресниц.

- Убили нас, Васенька, - вдруг сказала Катя. - Невовремя нас убили…

- Что ты! Что ты?! - закричал сержант. - Катюшенька, что ты говоришь?! Ты живая! Ты даже очень живая! И он живой! Он тоже живой! Ты только потерпи немножечко! Мы сейчас. Мы мигом!

Фургон мчался по шоссе с невиданной скоростью. Сержант остервенело крутил баранку, смотрел вперед и не видел, как рядом с ним умерла Катя.

- Ты не волнуйся, ты держи хвост морковкой! - кричал он ей, не отрывая глаз от дороги. - Приедет Петька. Поженитесь. Ты не смотри, что он молодой! Он же четыре года от Москвы до Германии топал! Он и жизни-то человеческой совсем не видел! Передовая да санбаты! Пацана воспитывать будете. Я к вам в гости приеду. У вас цирк в городе есть? А, Катюшка? Может, ты пить хочешь, Катенька?.. Сейчас! Ты думаешь, у меня нету? У меня все есть!

Сержант протянул окровавленную, обожженную руку вниз, достал флягу, протянул ее Кате. И, улыбаясь, посмотрел на нее.

Сквозь простреленное стекло в кабину ворвался встречный ветер. Он пошевелил прядку волос мертвой Кати и высушил слезы на ее щеках.

Сержант осторожно положил флягу на сиденье, притормозил и поехал медленно-медленно.

Словно похоронные дроги, фургон ехал по расположению дивизии. Еле-еле катил он по неширокой улочке, и все, кто попадался ему навстречу, останавливались и смотрели ему вслед.

С искареженным капотом, простреленным ветровым стеклом, с дверцами, пробитыми пулеметными очередями, с израненным в щепки фургоном, хромая спущенными правыми задними колесами, ЗИС медленно подкатил у штабу дивизии.

- Артисты приехали! Арти…

Сержант тяжело вылез из-за руля, обошел фургон и заглянул внутрь:

- Все живы?

- Все, голубчик… Все, слава богу, - ответила старая певица.

Сержант и старик-ефрейтор только что закончили делать холмик на могиле Кати.

Неподалеку, метрах в трехстах, шел концерт под открытым небом. Оттуда доносилась музыка, веселые куплеты и аплодисменты.

Сержант взял лопату под мышку, помотал забинтованными руками и попросил стрика-ефрейтора:

- Сверни мне покурить.

- Погоди ты с куревом, - недовольно сказал старик. - Сыми шапку.

Сержант бросил лопату и неловко стянул с себя пилотку.

Старик тоже снял с себя пилотку, засунул ее под ремень, обратился лицом к солнцу, перкрестился и сказал:

- Господи, упокой душу рабы твоей… Как ее звали-то?

- Катя, - грустно сказал сержант.

- Господи, упокой душу рабы твоей Катерины… - старик истово перекрестился. - Прости своей усопшей рабе все прегрешения…

- Какие еще прегрешения?! - злобно ощерился сержант и шагнул у старику-ефрейтору.

- Ну, говорят так… - забормотал старик.

- Я тебе покажу «прегрешения»! - рявкнул сержант.

Старик испуганно втянул голову в плечи и сержант почувствовал себя виноватым.

- Не было у нее никаких прегрешений, - тихо произнес сержант. - Не было…

Старик посмотрел на сержанта прозрачными детскими глазами и вдруг спросил:

- Интересно. И кто бы у нее народился: дочка? сын?.. А?

Совсем неподалеку, метрах в трехстах, под открытым небом шел концерт. Играл баян, бросал мячики пожилой жонглер…

- А? - переспросил старый ефрейтор. - Как думаешь?

- Не знаю, - ответил сержант. - Они сына хотели.

- Конечно, - оживленно сказал старый ефрейтор. - Первый ребятенок в семье обязательно парень должен быть. Работник! Или можно было его пустить по умственной линии. Как считаешь?

- Не знаю, - сказал сержант. - Не знаю… Но если когда-нибудь у меня будет сын…

Очень ранним летним утром по спящей улице вели слона.