Оксана Робски - Устрицы под дождем

Дедушка говорил, что любовь – это когда весь мир умещается в одном человеке.

Ей нравилось читать вывески и разглядывать витрины.

Ей не нравилось, когда кто-нибудь на нее смотрел. И она терялась, если кто-нибудь к ней обращался. Ей вообще было страшно, что ее замечают. Сама себе она казалась невидимой.

Она легла спать на диване просторного холла неотложной стоматологической клиники. Никто не обратил на нее внимание. Она так же, как все, взялась рукой за щеку, прислонилась к стенке и закрыла глаза.

Ей так хотелось спать, что думать о счастье уже никаких сил не оставалось.

Ей снились голубые облака, и она легко доставала до них, подпрыгивая. Она пыталась ухватиться за них рукой, но облака растворялись в ее ладошке, и она хохотала так, словно это была самая веселая игра в ее жизни.

Еда оказалась сносной. Котлеты из кролика, ризотто, свежий апельсиновый сок.

Меню практически Марусиного отца.

Может, это все-таки он устроил? Такое легкое принудительное лечение. Но от чего? Может, мать нажаловалась?

Вряд ли. Он бы и трубку не поднял. А через секретаршу она бы не стала. А может, стала? Да и что такое я делала? Отец сам говорил, что мать – дура. Что ей никогда ничего не надо было. Ей и сейчас не надо. Как она тогда сказала: «Я к его деньгам не притронусь». А потом Маруся спросила ее: «А чего же ты мой телик, плазменный, VIERA, целыми вечерами смотришь? Он ведь тоже на его деньги куплен». Она закричала, что не нужен ей его телик, и стала смотреть свой. И продукты не брала, что Маруся из ресторанов привозила. Так все и лежало в холодильнике вперемежку: творожный сырок и докторская колбаса – их, родителей, и суши «Калифорния», да хамон – ее, Маруси.

А потом ей отдельную полку в холодильнике выделили.

Но за отдельную полку в холодильнике ведь в сумасшедший дом не кладут?

Она была сегодня со всеми мила и добра. Наверное, сказывалось действие капельниц.

Перед обедом к ней зашла соседка.

Соседка оказалась актрисой. Она так и сказала: «Я известная актриса».

И она предложила Марусе рассказать ей про жизнь.

– Ты же ничего не знаешь, бедная девочка, – сказала актриса.

– Почему это? – возмутилась Маруся, уверенная, что актриса намекает на ее юный возраст.

– Тебя же держали взаперти.

– Это вас тут держат взаперти.

– Нет. Нас держат не взаперти. Мы совершенно свободны. В том числе от всех тех гадостей, которые происходят снаружи.

– Вы от чего лечитесь?

– Ни от чего. Я здорова. Просто иногда у меня бывают голоса.

– Так вы сумасшедшая?

– Нет! – Актриса громко, чтобы слышно было и на галерке, рассмеялась.

– А что голоса? – настаивала Маруся, просто из любопытства.

– Понимаешь, я придумала нового человека. Не такого примитивного, как сейчас. Этому человеку не надо будет дышать, не надо будет ходить в туалет. Это же так отвратительно – ходить в туалет.

– Он будет роботом?

Нет, робот исполняет заданную программу, поэтому все мы – роботы, запрограммированные нашей кармой еще задолго до нашего рождения. А новый человек – это человек абсолютно свободный. Он не зависит ни от унитазов, ни от грехов своих предков.

– Это вы придумали? – уточнила Маруся.

– Да. Я знаю людей. Я в прошлой жизни была Екатериной Великой.

– Кем?

– Екатериной Великой. Но тебе, наверное, неизвестно, кто это, бедная девочка, ты ведь не ходила в школу…

– Боже мой! – закричала Маруся. – Но почему это я не ходила в школу? Я ходила! Я просто ее иногда пропускала! И все! Блин!

«Точно, – решила Маруся, – мать нажаловалась отцу, и он упек меня сюда. Ну, я им устрою!»

– Значит, вы были Екатериной Второй?

– Да, была, – подтвердила актриса довольно скромно.

– А откуда вы знаете?

– Догадалась.

– Ну, как это – догадалась?

– Просто. Как догадываются люди на остановке, что скоро придет автобус.

– Круто.

Маруся искренне восхитилась.

«Все. Я в сумасшедшем доме. Это надо принять. Они решили меня воспитать. Они называют меня Оленькой, потому что отец скрывает, кто я такая. Чтобы не позориться».

– Он тебя изнасиловал еще маленькую? – участливо спросила актриса.

«Главное, действительно не сойти с ума», – решила Маруся.

– Да. Еще маленькой. Он называл меня Лолитой.

– Я это вижу. – Актриса закрыла глаза. – Я прямо это вижу.

– А вы здесь давно?

– Месяц. Скоро домой. Хотя я не знаю, где мой дом. Когда я здесь – кажется, что там. Когда я там – кажется, что здесь.

– А…

– Амбивалентное сознание. Ты идешь обедать?

– Мне привозили сюда.

– У тебя надзорная палата?

– Не знаю.

– Наверное, надзорная. Раз тебе еду сюда привозят.

– А что это значит?

– Просто… – актриса лучезарно улыбнулась и огляделась вокруг, – камеры. У тебя тут везде камеры. Не волнуйся. Я буду часто тебя навещать.

«Интересно, мамин муж тоже принимал в этом участие?»

После того как выяснилось, что ее отец – никакой не ее отец, Маруся так и называла его – Мамин Муж. Ее обманывали всю жизнь. Чужой, абсолютно чужой человек заставлял ее готовить ему завтрак. И прикидывался, что имеет на это право. Они вынуждали ее жить этой мерзкой, нищей жизнью, скрывая от нее имя настоящего отца. Но она всегда чувствовала, что это не ее. Что она другая. Что она рождена для чего-то красивого и великого. И она пыталась им это доказать. А они не понимали. Говорили, что она неблагодарная и распущенная. А она все делала правильно. Раз в итоге они все-таки позвонили ее отцу и рассказали ему всю правду.

Пришла врач.

Маруся не удивилась, узнав, что ее зовут Ангелина Петровна. Именно так она и выглядела.

– Вкусно? – Ангелина Петровна улыбнулась и кивнула на тарелку с остатками ризотто.

– Вкусно. Спасибо.

– Если тебе захочется чего-то особенного, просто скажи повару об этом заранее.

– Даже лобстера?

– Тебя кормили лобстером?

– Меня кормили всем.

– Даже лобстера. Ну, как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую себя абсолютно нормальным человеком. В отличие от моей соседки.

– Ну, нормальность – вещь относительная… Но мы поговорим об этом с тобой попозже.

– По крайней мере, я не Екатерина Великая.

– И меня это очень радует. Честно сказать, я ожидала увидеть совершенно другую картину. Ты – молодец. Я думаю, реабилитационный период не будет слишком долгим.

– Ну, примерно сколько?

– Посмотрим… Тебе ведь нужно еще подготовиться к новой жизни…

– А что, я оказалась не готова?

Ангелина Петровна похлопала Марусю по руке.

– В твоем распоряжении будет психолог, и вы сможете говорить обо всем на свете.

«Дура, – подумала Маруся. – Старая накрашенная дура. И, по-моему, с накладными волосами».

Потом она вспомнила про камеры и улыбнулась спине Ангелины Петровны.