Оксана Робски - Устрицы под дождем

«Подготовить меня к новой жизни. Это они про папины деньги? Идиоты. Подготавливать нужно к той, старой жизни. Без папиных денег. А к новой я готова. И все готовы».

Маруся принимала ванну, когда снова появилась актриса.

Она остановилась в дверях и кокетливо поглядывала на Марусю. Маруся непроизвольно прикрылась руками.

– Ты специально без пены? – спросила актриса.

– А что, здесь тоже камеры? – Маруся подняла глаза к потолку и согнула ноги в коленях.

– Везде, – пропела актриса.

Маруся бросила взгляд на свое тело, уютно устроенное в голубоватой воде, и раскинула руки.

– Ну и плевать. Пусть смотрят.

– Они и смотрят. А ты такая худенькая, бедненькая моя. А у меня тоже совсем нет живота.

Актриса задрала свитер и продемонстрировала накаченный плоский живот. Всем продемонстрировала. Ей даже хотелось аплодировать.

Она протянула Марусе полотенце.

– Вставай. Начинается «Монополия». Мы тебя ждем.

– «Монополия»? Игра?

– Да. Да. Да. Быстрей. Я скажу обществу, что ты будешь через десять минут.

Ангелина Петровна прошла по коридору, улыбаясь обитателям своего отделения, собравшимся в холле.

Подошла к своему кабинету. Достала ключи.

Дверь в ее кабинет была обычной, дубовой, с тонкой витиеватой резьбой и двумя замками.

Распахнув дверь, она снова улыбнулась. Но это была уже другая улыбка. Трогательная улыбка женщины, которую она посвящает только одному человеку на свете – своему мужчине.

Молодой человек, лет на пятнадцать младше нее, сидел на подоконнике и улыбался ей улыбкой главврача реабилитационного центра. Ее улыбкой. За дверьми этого кабинета.

– Я соскучился, – сказал он и бросился навстречу Ангелине Петровне.

– Котенок, милый, я звонила тебе целое утро, – прошептала Ангелина Петровна.

– Не называй меня котенком! – воскликнул молодой человек, которого звали Аркашей.

– Конечно, конечно, ты – мой тигренок!

– Ну, если хочешь.

– Где ты был целое утро?

– Я был в Пушкинском музее. Туда привезли семь работ.

– Да? – Ангелина Петровна открыла чью-то медицинскую карту.

– Это величайший художник. Граф Орлов ради него топил флотилии, чтобы он смог написать картины боя.

– А что, в музеях заставляют выключать телефон?

– Это ты к чему?

– У тебя был отключен телефон.

– Я что, не имею права отключить телефон тогда, когда я хочу?

– Тогда, когда я звоню тебе? Ты же знал, что я буду звонить и начну волноваться…

– Добавь еще: именно для этого я и купила тебе телефон!

Аркаша достал из кармана стальной VERTU и бросил его на стол. Телефон тяжело ударился о столешницу.

– Забери! Забери свой телефон! Если уж я не имею права делать с ним, что хочу!..

– Ну, что ты говоришь, разве я когда-нибудь…

Молодой человек, не оглядываясь, открыл дверь.

– Аркаша! – воскликнула Ангелина Петровна.

Аркаша вышел, аккуратно прикрыв дверь за собой.

Ангелина Петровна схватила VERTU со стола, шагнула к двери, передумала, нажала на кнопку интеркома.

– Это Ангелина Петровна. Пусть охрана на секундочку удержит Аркадия, он оставил у меня свой телефон, пришлите кого-нибудь, чтобы я передала. Спасибо.

Она села за стол и закурила сигарету. Тонкую сигарету на длинном мундштуке.

В дверь постучали, и почти сразу же она распахнулась.

Женщина, одних с Ангелиной Петровной лет, в джинсах, низко надвинутой на глаза кепке, с добрыми глазами и слегка курносым носом.

– Я встретила внизу Аркашу, он был чем-то так возмущен!

Она подошла к Ангелине Петровне и поцеловала ее.

.– Ты же знаешь Аркашу. Вечно оскорбленное самолюбие. Теперь он хочет квартиру в Майами. Даже не знаю, что выше – его запросы или его самолюбие. Или одно зависит от другого.

– В Майами? А ты что?

– А я что? Отправить Аркашу в Майами и получить взамен гомосексуалиста? Ир! Ты посмотри на него, он же не отобьется от местных гомиков! А если еще более-менее симпатичный будет и богатый… Все! Прощай, Ар-каша. Ну, ладно. Ты как?

Ирина сняла кепку, и неожиданно длинные каштановые волосы тяжелой копной опустились ей на плечи.

– Нормально. Пете вроде полегче. Даже фруктов попросил у меня сегодня. Завтра привезу.

– Да-да, я смотрела его. Ремиссия вроде прошла.

– Завтра будет времени побольше, у меня съемки отменили, пойдем с Петей погуляем.

– А почему отменили?

– Натуру меняют. Или пленка закончилась. Или деньги. Знаешь, как в кино…

– Не знаю, – засмеялась Ангелина Петровна, – у меня тут свое кино. И свои актрисы.

– Да, – вздохнула Ирина. Грустно.

– Ладно. Извини. Видела тебя в последнем «ТВ-парке». Такая красотка!

– Да ладно тебе! Красотка… Они совсем уже зажелтели. Все только разнюхивали, расспрашивали…

– Петя не дает покоя?

– Да. «Где ваш первый муж?» Я говорю: «За границей». Они спрашивают: «Где конкретно?» Я возмутилась: «Вы о моем творчестве хотите писать или о моем бывшем муже? Мы уже три года в разводе!»

– Журналисты, что ты хочешь! Им бы скандальчик…

– Да, на прошлой неделе написали, что моего видели с какой-то моделью и я якобы подаю на развод…

– А что за модель-то?

– Да откуда я знаю? Там вокруг него столько их вьется, все хотят на телевидение попасть, кто актрисой, кто уборщицей. Ну, ладно, я побежала. Хорошо? Просто проведать тебя хотелось. И за Петю спасибо сказать.

– Да ладно. Ты заходи.

Ирина снова убрала волосы под кепку, низко надвинула козырек, подмигнула подруге.

– Пока.

– Пока.

Ангелина Петровна набрала номер телефона. Снова прикурила сигарету.

– Сережа? Тебе про нашу новую пациентку сказали? Заключения читал? Да, восемь лет держали. Читать-писать умеет, социально адаптирована… Сереж, ты знаешь, откуда она к нам поступила? Ну, то-то. Ей звездой предстоит стать. Интервью раздавать и автографы. Скажу тебе по секрету, по ее жизни уже сценарий пишется. И книга… Ну, на первом этапе ты, а потом посмотрим… Все. Все, я сказала. Сам смотри – хочешь маму, хочешь надзорную, все под твою ответственность. Все.

Она бродила по городу, и город был слишком огромен для нее. Улицы слишком длинные, дома высокие, людей было слишком много, а свобода казалась огромной красивой картиной, которую невозможно повесить, потому что она не умещается в дверь.

Оля рассматривала пончики в витрине, когда в кармане ее розового спортивного костюма зазвонил телефон.

Она держала его в руках, он вспыхивал яркими картинками и шевелился.

Приятно было осознавать, что отвечать она не обязана. Свобода – это когда ты не обязан отвечать. В том числе.

Телефон настойчиво звонил.

Дедушка всегда отвечал. У него было несколько телефонов, и все они почти постоянно звонили. Только не ночью.