Виктория Платова - Анук, mon amour...

– Вы продолжили вечер втроем?

– Конечно же нет. Мы расстались, как только экскурсия закончилась. Тем более что Кристобаль был не один.

– Не один?

– С ним была пожилая женщина… Она есть на одной из фотографий… Случайно попала в объектив. Подождите, сейчас я найду снимок… Вот. Вот он. Это та самая женщина. Не очень-то она была довольна нашим общением. Да, она определенно была недовольна, старая кошелка…

– Простите?

О-о… Не обращайте внимания, господин Бланшар. Издержки изучения французской бульварной литературы… Потом, когда мы познакомились, Кристобаль даже назвал ее имя. Сейчас… О-Сими сказала: «Это моя подруга Омацу». Он тоже отрекомендовал ее подругой. Нет… Не вспомню…

– Может быть, Линн?

– Линн? Я не совсем уверена, но, по-моему, Линн. Да, Линн… Вы и это знаете?

– Да.

– Вы нашли его? Нашли Кристобаля?

– Уж кого мы точно не найдем, так это Кристобаля.

– Вы подозреваете, что он… причастен?

– Свои подозрения я выскажу вам чуть позже… Значит, вы утверждаете, что между О-Сими Томомори и этим… Кристобалем вспыхнул роман?

– На следующий день мы с О-Сими отправились в «Галери Томи», прикупить кое-что из гардероба. Это была моя идея, в критических ситуациях шопинг заменяет женщине петтинг. А ремешок для часов идет по цене французского поцелуя… как говорит один парижанин, мой близкий друг. О-Сими весь остаток вечера выглядела грустной, не очень-то она верила в затею с романтическим знакомством…

– И как, приобрели ремешок для часов?

– До ремешка дело не дошло. Пара блузок, пара модных журналов и кашемировый шарф. О-Сими все порывалась купить себе туфли, я с трудом ее отговорила. Потом мы выпили кофе и расстались. У меня была деловая встреча.

– А ваша подруга?

– Кажется, она отправилась в гостиницу. Мы договорились встретиться вечером, я должна была заехать за ней в шесть. А в пять она позвонила и сказала, что встреча отменяется, что испанец был в гостинице и оставил ей записку.

– Записку?

– Он назначил ей свидание.

– Где?

– У площади Конкорд. Записку я видела сама, О-Сими показывала ее мне.

– Зачем?

– Она была восхищена почерком. Смуглый и страстный, именно так она выразилась. Ключевое слово здесь – страстный. Ей не хватало страстности в японских мужчинах, она считала их чересчур прагматичными.

– Смуглый и страстный, тьфу ты… Как поэтично. Кстати, записку обнаружили среди других ее вещей… Вы не знаете, кто такая Кейко… Тама… Тами… вот черт…

– Кейко Тамэёси?

– Да. У японцев довольно сложные фамилии…

– Европейцев они раздражают, знаю. А Кейко – еще одна наша токийская подруга. Кейко преподает историю в средней школе, она единственная, с кем О-Сими дружна в Токио. А почему вы спросили о Кейко?

– Видите ли… Кроме записки было еще и письмо, адресованное Кейко Тамэ… Адресованное Кейко и почему-то не отправленное. Скорее всего, ваша подруга его не дописала. Хотя и тех семи листов было бы вполне достаточно, на мой взгляд.

– Она любила писать длинные письма… Что же в нем было?

– Хм… Думаю, ваш близкий друг оценил бы его по достоинству.

– Что вы хотите этим сказать?

– Поскольку вы женщина широких европейских взглядов…

– Не смущайтесь, господин Бланшар.

– Короче, ключевое слово в нем – э-э-э… спаривание. Пруст, правда не упоминался.

– О-Сими подробно описывала свои отношения с этим красавчиком Кристобалем?

– Я бы сказал – в деталях.

– Ну что ж, О-Сими хотела романа в духе Эммануэль. Его она и получила. Я нисколько не удивлена. Тем более что и мне она поведала некоторые пикантные подробности. Я не удивлена.

– Значит, вы виделись в промежутке между пятнадцатым и двадцать вторым мая?

– Всего лишь один раз. Я принесла ей фотографии… О-Сими говорила только о нем. О том, что они встретились и теперь почти не расстаются. О том, что он фантастический мужчина, что работает моделью. Что…

– Продолжайте.

– Знаете, о чем я сейчас подумала? Кроме того, что он модель, ничего экстраординарного я из разговора не вынесла. Все остальное относилось скорее к эмоциональной сфере. Ну и к экскурсу в анатомию…

– Вас это удивляет?

– Нисколько. Я и сама бывала влюблена и вела себя точно так же. Вспомнила… О-Сими намекнула, что он собирается уйти с подиума и организовать собственный бизнес. Это шло в рекламном блоке «какой он цельный человек». И было еще что-то о его детстве.

– Интересно.

– Ничего интересного. Все крамольные детские тайны похожи друг на друга. Да и взрослые тоже, уж поверьте специалисту по бульварной литературе…

– Ну да. У каждого есть свой Рики-морячок…

– Не поняла?

– Это так, к слову…

– Хорошая фраза, вы не подарите ее любознательной аспирантке, господин Бланшар?

– Конечно.

– И еще насчет фраз. О-Сими не знала французского.

Но одну фразу она в ту нашу встречу произнесла безупречно. Я бы даже сказала – с лихостью.

– Какую же?

– Lespins, mafille, sont couverts d'aiguilles 19.

– Что бы она могла означать?

– Понятия не имею. Может, только то, что означает? Наверняка, ее обучил этой фразе молодой человек. В качестве языковой практики…

– Вернемся к двадцать второму мая. Как я понял, на встречу она не пришла?

– Я прождала ее битых полтора часа. Потом вернулась к себе, начала названивать О-Сими в гостиницу. Номер не отвечал. Никто не снял трубку ни вечером, ни ночью, ни на следующее утро.

– Вы забеспокоились?

– Поначалу нет. В конце концов, любовь и создана для того, чтобы освободить человека от всех предыдущих обязательств. Я была в этой проклятой «Ламартин Опера», и мне сообщили, что в гостинице она не появлялась несколько дней. Я подумала тогда, что О-Сими укатила куда-нибудь со своим испанцем. Может быть, даже к нему на родину, вдохновиться корридой и святой Девой Фуэнсантой…

– И вам не показалось странным, что она не поставила вас в известность о своей гипотетической поездке?

– Это как раз не было странным. Странным было то, что она не прислала мне ни одного письма. Кажется, я говорила – О-Сими обожала писать письма. Так ей легче было общаться с миром…

– Именно вы сообщили в полицию об исчезновении О-Сими Томомори?

– Да. Ничего другого мне не оставалось. У нее был обратный билет до Токио на двадцать седьмое мая. Я сама заказывала этот билет, он до сих пор у меня. И гостиница тоже была проплачена до двадцать седьмого. В полиции мне сказали, что будут держать в курсе. И вызовут, как только обстоятельства дела прояснятся. Долго же пришлось ждать… Я так понимаю – теперь они прояснились?

– Более-менее…

– Ее нашли?

– Думаю, что да.

– Она… жива?

– У меня неутешительные новости, Омацу.

– Так я и предполагала. Ну конечно же… За полтора года – ни одного письма… Я… Я должна опознать тело?