Александр Проханов - Надпись

- Ну а что нам ждать от «лаборатории бессмертия»? - Марк Солим обратился к доктору Миазову, который спокойно рассматривал окружающих, словно перед ним собрались его пациенты.

- Мы открываем чудесное отделение клинической терапии, где все оборудование создано на отечественных электронно-космических заводах, - ответил доктор так, как если бы делал краткий научный отчет. - Старость чем-то напоминает выход в открытый Космос. Становятся ненужными прежние функции жизни. Возникает потребность в новых, доселе отсутствовавших. Геронтология - это наука о вечной жизни, где человек, по мере старения, меняет среду обитания. Мы создаем аппараты, где создается среда, способствующая бесконечному продлению жизни. Только что установили барокамеру из титана, где пациент подвергается целебному воздействию кислорода, аномальное давление в сосудах сердца и головного мозга уравновешивается давлением в камере, в дыхательную смесь добавляются необходимые ионы и катионы, а ультрафиолетовые источники уничтожают вредоносную флору и фауну. Очень красивая барокамера напоминает космический аппарат. Думаю, через пару недель мы сможем пропустить через камеру всех членов Политбюро и секретарей ЦК.

- Нельзя ли и нам, хотя бы в ночное время, когда Политбюро спит, воспользоваться чудодейственной камерой? - мягко пошутил Марк.

- Приглашаю. Если вы здоровы, то испытаете блаженство. Если больны, почувствуете облегчение. В этой камере можно делать операции, принимать роды, снимать болевые шоки и психологические стрессы. Я провел эксперимент на себе. Заснул в камере, и мне снилось, что я летаю.

- Значит ли это, что вы помещаете в камеру секретаря ЦК, а через час выпускаете из нее летающего ангела? - наивно мигая голубыми глазками, спросил Заметин.

- В принципе, теория утверждает, что возможно создание таких условий, в которых наступает быстрая регенерация органов. У человека, хранящего в себе архетип птицы, могут вырасти крылья. Аппеляция к прарыбе может привести к появлению жабр. Человек, погруженный в архаическое, может покрыться волосяным покровом. Или, напротив, ускоренно эволюционируя, утратит волосы. Он даже может при известных условиях поменять пол. - Миазов говорил серьезно, словно учил студентов. И только в проницательных умных глазах блестела целлулоидная искорка смеха.

- Будьте очень осторожны с вашим изобретением. Иначе в Политбюро могут появиться пожилые женщины, - заметил Гришиани.

Все засмеялись, пригубили виски. Качали головами, представляя, как на заседание Политбюро, вместо медлительных, стареющих мужчин входят энергичные, с промытыми морщинами, старухи.

- Кстати, в прошлый раз вы упомянули о диагнозе «Первого», - мимолетно, словно о чем-то незначительном и нестоящем, спросил Марк Солим Миазова. - Он подтверждается?

- Развивается гипертония и прогрессирует отек печени, - сухо ответил Миазов.

- А у «Третьего»?

- Признаки язвы желудка и отложения в аорте.

- Вы говорили о тревожных симптомах у «Шестого».

- Они никуда не делись. Все признаки нарастающей опухоли.

- А как проходит лечение «Четвертого»?

- Вы же знаете, почка - его слабое место. Зато сердце отличное.

Они замолчали. Коробейников видел, как на лицах присутствующих отражается сосредоточенная работа ума. Словно каждый в отдельности решал математическую задачу, где «Первый», «Третий», «Шестой» входили в сложное уравнение со многими переменными, коими являлись сердечные приступы и нервные расстройства, микроинфаркты и злокачественные образования. Это уравнение описывало положение самых крупных политических фигур на шахматной доске власти, где они перемещались, менялись местами, выбивали друг друга из клеток. Ослабевали или усиливались. Образовывали замысловатые комбинации, объединяя многих против одного. Снимали с доски неугодного. Возвеличивали второстепенную пешку, делая ее проходной. Болезни тех, кто стоял на Мавзолее в дни государственных праздников, были невидимы из ликующих, проходящих мимо колонн. Являлись причинами роста или падения. Выстраивали политических лидеров в иерархию пациентов, над каждым из которых витал диагноз. Иерархия власти оказывалась иерархией недугов, а история государства была во многом историей болезней утомленных вождей и правителей.

Коробейникову вдруг явилась ужаснувшая его мысль. Благообразный моложавый Миазов владел государственной тайной, сравнимой с дислокацией ракетных шахт и районами патрулирования подводных лодок. Был способен предсказать уход из жизни вождя, смену политического курса, очередные государственные похороны. Контролируя опухоли и язвы, старческое слабоумие и отложение солей, помещал немолодых изнуренных политиков под капельницы, прописывал оздоровительные массажи и родоновые ванны. Мог незаметно, исполняя рекомендации незримых советников, замедлить или ускорить болезнь. Вносил в алгебраическое уравнение малую переменную, менявшую весь контур власти.

Здесь, в этой благообразной гостиной, собрались советники и наставники Миазова, после встречи с которыми бесстрастная рука кремлевского лекаря выписывала рецепт секретарю ЦК, назначала процедуру члену Политбюро. И если заглянуть в секретную картотеку Марка Солима, не значится ли в ней никому не известный партиец, второй секретарь обкома Красноярского или Ставропольского края, которому через десять лет, после десятка государственных погребений, уготована роль первого человека в стране? Не заведена ли на него еще почти пустая «история болезни», где не значится ничего, кроме плоскостопия, отсутствия «зуба мудрости», слабого изменения пигмента на кожном покрове лба?

В дверях появилась Елена. Вошла без звонка, видимо, воспользовалась ключом. Ее появление застало Коробейникова врасплох. Ощутил пустоту в груди, среди которой испуганно, редко ухало сердце. Искал ее взгляд, тайную, обращенную к нему радость. Но ничего подобного не было. Она была красива, свежа, тонкое, продолговатое лицо чуть разрумянилось от холодного ветра. Держалась со всеми приветливо-ровно, дарила каждого ласковым взглядом зелено-серых внимательных глаз.

- Девица-краса! - Исаков вскочил, топтался в носках, сжимал ее руку своими пухлыми, сдобными ладонями.

- Вас так не хватало, сеньора! - Гришиани элегантно склонил голову и осторожно поцеловал ее пальцы.

- Марк, не ревнуйте! - Заметин потянулся к Елене, потерся о ее щеку своей белой безволосой щекой.

Доктор Миазов взял ее запястье и держал, щупая пульс:

- Душа моя, вас можно демонстрировать как эталон красоты и здоровья!

Елена пожала руку сначала Андрею, а потом и ему, Коробейникову. Пожатие было незначащим, лицо бесстрастным, с любезно-равнодушной улыбкой. Он изумился: неужели это она сидела с ним рядом в машине, покорная, сдавшаяся, с умоляющим взглядом? Неужели эту тонкую серебряную цепочку он хватал у нее на груди жадными губами? Неужели под легким стянутым шелком находится ее горячий, белый, дышащий живот?