Имоджен Эдвардс-Джонс - Тоскана для начинающих

– Это чудесно, – шепчет он.

– Мм, – соглашается она, прижимаясь к его груди и вдыхая его теплый, сладкий запах.

– Ты чудесная, – говорит он и трется щекой о ее волосы.

– Это волшебный вечер, – отзывается она. – Не помню, чтобы когда-нибудь я была так счастлива.

Вдруг кто-то хлопает Кайла по плечу. Он быстро оборачивается. За его спиной стоит Джанфранко Бьянки, его волосы пропитаны потом, рубашка стала прозрачной, а взгляд помутнел от алкоголя.

– Моя очередь, – заявляет он, указывая на Мэри.

– Нет, приятель, – говорит Кайл, загораживая ее рукой. – Она со мной.

– Я хочу танцую, – невнятно произносит Франко, делая выпад, и Кайл, споткнувшись, летит на пол.

– Правда, Франко, – говорит Мэри, делая шаг назад.

– Эй, – говорит Кайл, вставая и отряхиваясь, – ты что ?

– Я хочу танцую, – объясняет Франко, подходя к Мэри и покачивая бедрами в танце. Толпа, чувствуя, как что-то назревает, освобождает пространство вокруг них троих.

– Танцую, танцую, – повторяет Франко.

– Нет, спасибо, – отвечает Мэри.

– Танцую, танцую, – твердит он.

– Эй, Франко! – кричит Кайл, хлопая его по плечу и заставляя обернуться. – Дама сказала «нет».

– Отвали! – рявкает Франко, пытаясь ударить Кайла, но промахивается.

– Сам отвали, – шипит Кайл, изо всей силы ударяя его в челюсть.

Музыка прекращается, толпа расступается еще шире, и всех троих становится отчетливо видно. Франко стремительно падает, хватаясь за челюсть, и собирается с силами, чтобы нанести новый удар.

– Просто оставь ее в покое, парень, – требует Кайл, выставив вперед ладони.

– Что здесь происходит? – спрашивает Лорен, пробираясь сквозь толпу к круглой площадке, на которой они стоят.

– О Боже, Мэри! – говорит Белинда, зигзагом продвигаясь через толпу. – Этот мерзкий американский мальчишка снова донимает тебя своими приставаниями?

– Донимает ее приставаниями? Попрошу тебя! – кричит Лорен, покачиваясь, стоя руки в боки. – Ты думаешь, что мой сын, студент университета, отличник, захочет иметь что-нибудь общее с твоей забитой дочерью?

– Твой сын, студент университета, отличник? Слышала бы ты себя! Мэри не интересует твой мерзкий сын, и не важно, какие у него там чертовы дурацкие отметки. Мэри, иди сюда, – требует Белинда.

– Мэри, стой на своем, – говорит Кайл, делая шаг по направлению к ней, неотрывно глядя ей в глаза.

– Мэри, иди сюда, – снова требует Белинда. – Я не стану просить в третий раз.

– Мэри, – произносит Кайл с настойчивостью в голосе, с мольбой в глазах. – Все, что угодно, – говорит он. – Помни, вместе мы можем все, что угодно.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? Иди сюда, Мэри, – фыркает Белинда. – Я не шучу.

– Мэри? – спрашивает Кайл.

Мэри смотрит то на одно лицо, то на другое, а потом медленно, но уверенно, сначала почти неуловимо начинает двигаться. Она пристально смотрит ему в глаза, ее шаги неуверенны, но она идет навстречу Кайлу.

– Давай, – торопит он, раскрыв объятия. – Давай, ты сможешь. – Он улыбается. – Давай. Все, что угодно, – говорит он, и она падает ему в объятия.

Кто-то хлопает в ладоши. Белинда сверлит глазами толпу.

– Предательница! – кричит она дочери. Та делает неуверенный шаг вперед. – Я никогда больше не хочу тебя видеть!

– Мама! – умоляет Мэри, пытаясь двинуться вперед. Кайл удерживает ее.

– Я серьезно, ты, неблагодарная маленькая дрянь! – рычит Белинда. – Я никогда больше не хочу тебя видеть. Если ты осмелишься осквернить мой порог… Никогда больше, ты поняла? Никогда!

Белинда расхаживает по дому в кремовой нейлоновой ночнушке и выглядит как восставший из гроба мертвец. Бессонная ночь, бутылка красного вина, которую она выпила прошлой ночью, вернувшись с festa, да еще и крепкий утренний кофе с молоком – все это сильно ударило по ее желудку. Раздражительная, сбитая с толку, мучающаяся тошнотой, она пребывает в почти шоковом состоянии. В конце концов, не каждый день теряешь дочь.

Прошлой ночью, вернувшись в «Casa Mia» в ярости, раскрасневшаяся и униженная, она села хлебать лечебное красное вино в ожидании смиренного возвращения Мэри. Тишина в доме была давящей. Даже сверчки молчали. Только свистел горячий ветер. При малейшем скрипе двери или дребезжании ставня Белинда выкрикивала имя дочери, ожидая, что в дверном проеме вот-вот покажется овечье лицо Мэри и тотчас же раздадутся униженные мольбы о прощении. Но Мэри так и не пришла. Чем дольше Белинда ждала, тем яснее понимала, что уход дочери был не какой-нибудь шуткой или подростковым порывом, а вполне реальным шагом.

И все же даже сегодня утром, распахнув дверь в спальню Мэри, она была готова увидеть ее там. Вообще говоря, она была почти уверена, что дочь сидит на постели со смущенным взглядом, говорящим «простишь-ли-ты-меня-когда-нибудь?». Но нет. Когда Белинда открыла дверь в маленькую белую, похожую на келью комнату, там обнаружились лишь тщательно заправленная постель, кое-какая аккуратно сложенная одежда и несколько веточек лаванды в стакане возле кровати. Дешевая косметика была расставлена по подоконнику, а купальная шапочка по-прежнему лежала возле душа, в углу комнаты.

«Ну, по крайней мере побег с этим мерзким Кевином она не планировала заранее», – подумала Белинда. Это да еще тот факт, что americana, казалось, пребывает в таком же ужасе от исчезновения сына, было единственным утешением. Но увы, Лорен не устроила такой же сцены на глазах у всей деревни и людей из соседних долин. Лорен не повышала голоса. Белинда же вопила, как профессиональная плакальщица, размахивая руками и ругаясь, так что лицо ее начало синеть. Все это было слишком унизительно, чтобы вспоминать. Белинда не чувствовала себя такой оскорбленной, униженной и подавленной с тех пор, как застала своего мужа трахающимся, как животное, с ее подругой-и-ближайшей-соседкой.

«Как могло дойти до этого?» – задается она вопросом, сидя одна на террасе и глядя на «Casa Padronale» внизу, в долине. Чем она это заслужила? Она приехала в Тоскану почти пять лет назад, чтобы попытаться начать новую жизнь, чтобы скрыться от позора – неверности мужа. Она приехала с новыми решениями, новыми надеждами, новыми мечтами, новыми идеями. Она заново создала себя. Она даже полюбила чеснок и открыла для себя Микеланджело. Возможно, когда-нибудь она даже научится рисовать акварелью передний план. Она планировала воплотить мечту Френсиса Мэйза и прожить плодотворную жизнь среди плодородных холмов Тосканы. А теперь это все разорвано в клочья. Белинда начинает плакать. Это не те обычные крокодиловы слезы, что она использует для Дерека и Хоуарда, когда нуждается в их внимании и поддержке. Это настоящие слезы. Молчаливые слезы отчаяния. Они медленно и тихо катятся по щекам, и нет сил их вытереть. Белинда не плакала от горя более пяти лет – если не считать разыгранных ею спектаклей. Даже во время развода она устроила всего лишь пару очень публичных рыданий, да и то только в те моменты, когда ее муж особенно того заслуживал.