Бен Элтон - Всё возможно, детка

Есть, кстати, одно исключение из этой закономерности. Я имею в виду дни, когда Сэм крепко напивается. Тогда все происходит с точностью до наоборот: он так и лезет ласкаться, но ни на что большее я рассчитывать не могу.

В пьяном виде он только знай себе бормочет: «Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя. Честное слово, дорогая, я так тебя люблю».

Он твердит эту ахинею с таким упорством, будто я его об этом прошу. Еще чего не хватало! Можно подумать, нам, женщинам, очень приятно, когда перед нами рассыпается в нежностях бурдюк с пивом, который к тому же еще мучается от газов.

На самом же деле ласки и нежности мне действительно не хватает, несмотря на все пьяные излияния Сэма. Вот и сегодня вечером я совершила ошибку, попытавшись сунуться к нему, когда он смотрел новости по Четвертому каналу. Чувства подвели меня, и я совсем забыла, что когда Сэм пялится в телевизор, он на самом деле его смотрит. И в этот момент отвлекать его не позволено никому, в особенности мне. Причем даже во время рекламы. Нет, это просто потрясающе! Он, видите, сосредоточенно наблюдает за тем, как на рыбных палочках во время жарки появляется золотистая корочка, или вкушает обещанное удовольствие от вождения «фиата-уно» по извилистой мокрой дороге, и тут уж никто не имеет права вмешиваться во весь этот идиотизм. Если только я осмелюсь его обнять или положить голову ему на плечо, от него таким холодом повеет, что ни о каких нежностях и думать не захочется. А уж попросить его совместить бездумное сидение перед ящиком с чем-нибудь полезным - не дай бог! Например, если я попрошу помассировать мне ноги, он отреагирует так, будто я требую от него пожертвовать жизнью ради моего мелкого каприза. Наверное, мне пора уже смириться с тем, что он вряд ли когда-нибудь изменится в лучшую сторону и что особых нежностей от него ждать не приходится. Видимо, мужчины так устроены. По крайней мере, большинство из них. Мне просто хотелось верить, что Сэм не такой.

Вчера снова сходила на занятия по визуализации. Добровольно я бы ни за что не пошла, но Друзилла меня практически заставила. Она сказала, что сходить на одно занятие - просто абсурд, и если я не пойду хотя бы еще один раз, то считай, что вообще туда не ходила. В общем, я решила попробовать еще раз, но в итоге пришла к выводу, что эта система разработана явно не для меня. На сей раз предполагалось, что мы уже довольно хорошо знаем друг друга, а потому наша американская леди позволила себе перейти к более вольным упражнениям. Началось все с каких-то, как она выразилась, «очищающих ролевых игр». Очищение выразилось в том, что она потребовала, чтобы мы плакали и кричали, как младенцы. Ну, а теперь, Пенни, представь себе это зрелище: десять взрослых теток сидят кружком и все как одна орут, хнычут и ноют. Судя по тому, что нам рассказала ведущая, целью этого упражнения было «физикализировать» и наглядно выразить наше желание иметь ребенка, а также заставить нас больше не воспринимать его как какую-то постыдную тайну. Может, в теории оно все и правильно, но мне от этого не стало ни легче, ни спокойнее. Наоборот, вместо запланированного повышения внутренней самооценки я почувствовала себя полной дурой. Ну, а потом и начался полный дурдом. От нас потребовали броситься в объятия друг другу и начать утешать товарок по несчастью) чтобы разделить боль каждой из нас и осознать, что мы не одиноки. Я честно попыталась внести свою лепту в коллективное взаимопонимание, но меня это сильно достало. Последней каплей, переполнившей чашу моего терпения, оказался запах псины, который исходил от очередной изрядных габаритов бабы, прижавшей меня к своей груди (по всей видимости, она уже перешла ту грань, когда женщина, отчаявшись родить ребенка, заводит себе собаку). В общем, больше я туда - ни ногой. И вообще, только законченная идиотка могла поверить в то, что весь этот бред способен принести хоть какую-то пользу. Меня оправдывает лишь то отчаянное положение, в котором я сейчас нахожусь. Не могу не упомянуть здесь об одной странной детали: уже ближе к концу занятий нам было предложено помедитировать (выражалось это все в том же сидении кружком и в клевании носом). И вдруг я поймала себя на том, что думаю не о ком ином, как об этом самовлюбленном снобе Карле Фиппсе - ну, Пенни, ты помнишь, я уже писала тебе об этом АКЗС с работы. Интересно, с чего бы это мне о нем думать? Он не то что мне самой не нравится, но я вообще не понимаю, как кто-то может находить его привлекательным. Хотя нет: улыбка у него, пожалуй, очень даже милая, особенно когда он снисходит до того, чтобы одарить ею такое ничтожество, как я.

Дорогой дневник.

Сегодня играл с Тревором в сквош. Бог ты мой! Выяснилось, что сказать, будто я не в форме, было бы еще комплиментом. Меня замучила одышка, а уж взмок я так, словно не по мячу лупил, а с головой окунулся в какой-нибудь пруд прямо в одежде. В последнее время я почти не курю, зато выпить всегда готов. Нужно будет подумать над этим вопросом и, может быть, постараться переключиться на какие-нибудь совсем легкие напитки - коктейли или там джин-тоники. Питье пи ва, особенно темного, явно не оказывает на меня положительного действия.

В общем, дело не в этом. Я наконец-то поговорил с Тревом о предстоящем анализе спермы. Мы с ним пришли к выводу, что это ни в коей мере не является проверкой, насколько меня можно считать мужчиной. Никакой, даже самый отрицательный результат, полученный путем размазывания по стеклу той субстанции, что будет выдавлена из моего мужского достоинства, никак не может считаться свидетельством моей неполноценности. Тревор напомнил мне, что я всегда гордился тем, что свободен от стереотипов и предрассудков, одним из которых является стремление каждого мужчины изображать из себя крутого мачо и быка- производителя. В общем, Тревор был предельно тактичен и любезен. Чтобы убедить меня в правильности выстроенной нами системы аргументов, он спросил, стал бы я считать его в меньшей степени полноценным мужчиной, если бы думал, что в том двойном кожаном мешочке, который висит у него между ног, перекатывается какая-то хрень, не приспособленная для того, для чего создавала ее природа. В ответ я, конечно же, заверил Тревора, что его репутация настоящего мужчины ни в коей мере не померкла бы в моих глазах.

Но ведь это же неправда! Я-то знаю, что неправда. На словах я бы, конечно, стал твердить то же самое, а подумал бы вот что: «Эх, жаль старину Тревора! Не повезло бедняге с этим делом. Какой же он мужик, если его сперма не может оплодотворить женщину».

Вот-вот, именно так он и будет думать обо мне, когда выяснится, что проблема нашей с Люси бездетности кроется в моих неправильных сперматозоидах.

Я честно рассказал Люси о своих страхах и сомнениях, и в ответ (вот ведь забавная история) она разрыдалась. Этого я никак не ожидал. Ей-то чего реветь? В конце концов, на данный момент подозрение в гормональной дисфункции ложится на меня. То есть не ее, а меня, вполне возможно, объявят виновным в том, что у нас нет детей.