Ненси Джонс - Молли

– И это не говоря о Лоуэлле Паркере, – сказала тогда миссис Тюрмонт. – Странно, что его жена не вышвырнула его за дверь.

– Ты отвратительная девчонка, – сказала мама, когда я спросила ее об этом. – Ты, наверное, даже не понимаешь, как ты меня обидела. Красивая женщина – всегда объект для сплетен. Но со временем привыкаешь этого не замечать. Держи голову выше и двигайся вперед – вот мой девиз, а это очень трудно, когда твоя собственная дочь против тебя.

Я сказала ей, что вовсе не против нее, что мне нравится лейтенант Джонсон и мистер Паркер тоже, по она заявила, что больше мы никогда не станем этого обсуждать.

Итак, мы в Итаке, штат Нью-Йорк, где будем жить в старом доме бабушки Лиддел. Папа получил свою первую степень по биологии в Корнуэллском университете – так мне сказала мама. Надеюсь, что в Итаке есть приличный театр. В театре Уилла Роджерса в Чарльстоне был бархатный красный занавес, слабый свет падал на ряды, так что мы искали свои места практически в темноте. А в кино мистер Паркер всегда пускал нас, конечно же, бесплатно.

– Я же знаю, как тяжело вдове растить ребенка, – говорил он маме.

– Вы красивая женщина, мадам, – сказал он однажды. – Если вы простите мне мою смелость, я скажу, что Рита Хайуорт вам и в подметки не годится.

В тот раз мы ходили смотреть «Хильду». Потом он провожал нас домой, как обычно. Не понимаю, почему все уделяли этому факту такое большое внимание.

Миссис Симпсон назвала маму в церкви проституткой. Я была в туалетной комнате и слышала, как миссис Симпсон разговаривала с миссис Давен-порт – две старых сплетницы!

– Вы видели, какое на Кэтрин платье? – сказала миссис Симпсон. Я представила себе, как она раздраженно фыркает и надувает щеки. – И ведь еще года не прошло, как ее муж умер. Когда она наклоняется вперед, чтобы налить кофе, у нее лифчик торчит наружу! Конечно, именно поэтому ее и ввели в состав комитета! И я никогда не прощу ей того наряда, что она нацепила на себя на военном параде в прошлом году! Сидела наверху, на машине, одетая, как Дядя Сэм, а ногу положила на ногу какого-то солдата! Бедная ее дочка! Отца нет, и мать никудышная. Вот увидишь, она плохо кончит – если нет, это будет просто чудо!

Ух! Мама, может, и зануда, но тут она права: миссис Симпсон просто завидует!

Я тоже буду блистать, когда вырасту, и стану гулять со многими мужчинами. Они будут приглашать меня на обед, я стану заказывать только самые дорогие блюда в меню. Я так рада, что миссис Кеклер, бабушка Бетси, выучила нас французскому! Я буду жить в Париже, как она, и встречу кого-нибудь, похожего на Хэмфри Богарта…

Дневники Молли за первый год пребывания в Итаке в основном содержали жалобы на мать, а также первые попытки выйти из-под ее власти. Может быть, мать и дочь Лиддел и ладили после смерти мистера Лиддела, но их единение, если оно вообще существовало, начало рушиться после того, как они уехали на восток, и полностью разрушилось, когда они поселились в старом доме в Итаке.

Миссис Лиддел отказалась купить Молли новый велосипед. Тогда Молли купила его себе сама – на те деньги, что она заработала, сгребая листья на улицах. Она отправилась в Корнуэллский университет, где при каждой возможности флиртовала со всеми парнями, с какими могла.

Миссис Лиддел настаивала, чтобы Молли училась играть на фортепиано, а не петь. Тогда Молли принялась без конца петь «Чопстик» и «Сердце и душа», пока мать не запретила ей вообще подходить к инструменту.

Когда Молли исполнилось двенадцать лет, ее мать наотрез отказалась устроить вечеринку и, оставив ее на попечение жившей рядом пожилой соседки, отправилась развлекаться и праздновать День Святого Валентина в «Уолдорф Астория» с неким брокером, который обещал помочь ей найти работу на Уолл-стрит. Молли попробовала отомстить с помощью вспарывателя, которым мы обработали пуговицы Салли – на сей раз она подпорола швы на слаксах матери, так что они однажды лопнули, когда она опустилась за чем-то на колени в саду; в другой раз слаксы треснули как раз в тот момент, когда мать, принимая у себя брокера, приехавшего из города в гости, нагнулась, чтобы поправить огонь в камине.

И хотя миссис Лиддел и в голову не приходило, что эти неприятности со швами как-то связаны с ее дочерью, их ссоры делались все более бурными, и Молли все чаще и чаще проводила ночи в доме своей новой подруги Кристины, с которой она познакомилась летом на занятиях по танцу. Мать Кристины последние пять лет жила в Лондоне, а ее отец, которого мать бросила, баловал дочку сапфирами и жемчугом. Молли пригласили провести каникулы в их имении в Хэмптоне; приглашен был также профессиональный фотограф, который должен был сделать снимки для агентств в Нью-Йорке.

Когда я в первый раз увидела фотографию Кристины, сердце мое остановилось. Моя собственная внешность в восемнадцать лет была, как деликатно говорила моя мама, солидной. Рост (босиком) составлял пять футов и одиннадцать дюймов, то есть я была выше большинства мальчиков в нашем классе; баскетбольный мяч я с легкостью удерживала на ладони.

Кристина, по контрасту, была даже в двенадцать лет стройной и элегантной. На ней было атласное платье без рукавов и перчатки, доходившие почти до локтей. Ее темные волосы струились по спине волнами, карминные губы раскрывались в улыбке. Она подписала фото быстрой размашистой рукой: «Молли, обнимаю и целую! С любовью, Кристи», – и я вдруг поняла, что если я сменила Молли на Леонеллу Триллинг, то она сменила меня на куда более интересную подругу, вполне способную разделить ее любовь к приключениям.

В Хэмптоне Молли и Кристи встретили на пляже двух мальчиков. Играя в волейбол, Молли слегка вывихнула лодыжку, и один из них нес ее на руках до самого дома Кристины; там он принес ей лимонаду и помассировал ее затянутую в чулок ступню. В Итаке девчонки ходили в кино и сидели вместе на последнем ряду с мальчиками, которые засовывали руки им под блузки и тискали грудь; Молли пишет: «Я чувствовала, что внутри меня так легко, все как-то плывет, меня прямо какой-то возбуждающий жар охватывал».

На тринадцатый день рождения Кристины они стащили у ее папы бутылку шампанского «Дом Периньон»; когда они ее открывали, пробка вылетела с такой силой, что взлетела в потолок, а пенящееся шампанское облило обеих.

«Мы облизывали друг другу пальцы, – пишет Молли, – а потом налили себе каждая по два бокала. У нас сильно закружилась голова, и тут Кристина сказала, что я должна притвориться, что я – ее мальчик и поцеловать ее. Она показала мне, как мужчина и женщина целуются, засовывая друг другу в рот языки по очереди. У меня внутри все дрожало, а на следующее утро страшно болела голова».