Патрисия Мело - Матадор

Наверное, из-за того что Эрики не было рядом, меня все глубже и глубже затягивала эта чернуха, мне нравилось слушать подобные рассказы, когда я их слушал, то как будто кидал кусок мяса своей прожорливой ненависти, потом еще один кусок, это становилось пагубной привычкой, в общем-то, простое упражнение: я ненавижу, он ненавидит, мы ненавидим. Понедельник, Эрика еще не вернулась, Марлениу тоже, их обоих не было. Отвратительные дни. Я просыпался и шел на пустырь тренироваться. Я стрелял, потом шел покупать оружие, мой арсенал, мою коллекцию, вторник без Эрики, ружья, пули, среда, я постоянно думал о ней, о том, как они с Марлениу трахаются на небесах, автомат калибра 9 мм, тридцать два патрона, винтовка, четверг, одиночество, в пятницу я решил поменять свою тактику, больше я не стану убивать из-за угла. Я попросил Гонзагу нарисовать на листке картона череп с двумя перекрещенными костями и написать сверху: «Дед Мороз предупреждает: Педру Телевизор отправляется ближайшим рейсом прямо в ад. Прим.: ангел летает уже совсем низко». Это ровным счетом ничего не значило, зато создавало определенную атмосферу. Воскресенье, это всегда был самый грустный день. Гонзага повесил наше объявление над стойкой. Всем очень понравилось.

Педру Телевизор уже в курсе, сообщили мне. Кто-то сказал, что он сидит и копит деньги, чтобы смыться, уехать к себе, на Север. Я ускорил свои приготовления, назначил день – субботу. В пятницу я был у себя на работе, в магазине, когда раздался анонимный телефонный звонок, какая-то женщина сказала, что если я не передумал, то могу ухлопать Педру, когда он полезет в квартиру на улице Бом Пастор, дом 45. Эрика и пастор.

Я, Маркан и Энох прибыли на место в двух машинах, остановились напротив дома и стали ждать, когда бандиты выйдут на улицу. Я расставил ребят по местам, а сам с Марканом позвонил в соседнюю дверь. Мне открыл какой-то испуганный итальянец. У вас есть телефон вашего соседа? Да. Я набрал номер, кто-то снял трубку, позовите к телефону Педру по прозвищу Телевизор, сказал я. Молчание. Это я, раздалось в трубке. Отлично, сукин ты сын. Это говорит Майкел. Ты сегодня умрешь. Я только подожду, пока ты выйдешь.

Я повесил трубку, вышел на улицу и стал ждать. Через несколько минут свет в гостиной погас Кто-то выглядывал из-за занавески. Я поднял руку, в которой держал оружие. Маркан сделал то же самое. Мы ждали довольно долго, но ничего не происходило. Внезапно подлетели три патрульные машины, из них выскочили двенадцать человек и окружили дом. Педру Телевизор вышел с поднятыми руками, двое его дружков за ним. Старики, хозяева квартиры, шли следом, и женщина потеряла сознание, как только увидела полицию.

Пока его обыскивали, Педру Телевизор уверял, что какая-то группа киллеров хотела убрать его. Они здесь рядом, они хотят меня убить, однако комиссар не обратил на его слова никакого внимания, этих парней затолкали в машину и все уехали.

В баре у Гонзаги мои ребята рассказывали, как было дело, и хохотали. Мне не хотелось даже выпить. Я пошел домой, лег на диван, и меня охватила ярость.

На следующий день, дав инструкции своим ребятам, я отправился в полицейский участок и внес залог за человека по прозвищу Педру Телевизор. Позже дежурный полицейский мне рассказывал, что Педру, когда узнал, кто именно внес за него залог, встал на колени и умолял ради всего святого не выгонять его из тюрьмы. Он вышел, трясясь от страха и оглядываясь по сторонам, я дал ему пройти три квартала, а потом мы затолкали этого сукина сына в машину.

Мы отвезли его на пустынную улицу в районе Капан Редонду.

Он спросил, можно ли ему помолиться. Помолись, ответил я, только это ничего не даст. Он встал ко мне спиной и поднял глаза к небу. Это был последний раз, когда он видел солнце.

Доктор Карвалью, я пять раз пользовался вашей чековой книжкой, вот общая сумма, вы можете вычесть ее из моего гонорара. Мне очень нравится ваш дом, и я захотел осмотреть комнаты, я открыл ящик ночного столика, там лежала кредитная карточка и чековая книжка, вдруг вошла Габриэла, и я испугался, что она решит, что я вор, я запихнул карточку и чековую книжку в карман, я собирался их вернуть, но так вышло, что я ушел и не вернул. Эти слова крутились у меня на языке, я как раз собирался их произнести, когда вошла горничная, неся на подносе кофе, это была новая горничная, а где та девушка, что у вас раньше работала? спросил я. Я уволил ее, сказал доктор Карвалью, она украла мою чековую книжку. А заодно и кредитную карточку.

Это было несправедливо, я должен был пожалеть девушку, я был обязан сказать, что это моя вина, мне следовало вернуть чековую книжку, но в последнее время все шло наперекосяк: что-то внутри меня вопило, но что-то другое, гораздо большее, чем первое, было глухо. Бессильная волна поднималась у меня из желудка и стихала на губах, не оставив пены. Кто-то заметил, что ненависть рождается на устах. И эта волна, я даже не понимал, что это, не видел, что это моя смерть, первые ее отголоски, затихала у меня на губах, не оставляя пены.

Теперь мне звонят из банка, продолжал доктор Карвалью, говорят, что чеки опротестованы, звонят из ресторана, из магазина детских вещей, у нее недавно родился ребенок, наивная дурочка, я хотел ее попугать, ты мог бы оказать мне и эту услугу, но моя жена была против, она говорит, что горничная ни при чем, ну а кто же тогда? Это она, сказал я, конечно, она, согласился доктор Карвалью, и на какое-то время у нас иссякла тема разговора, нам обоим стало неловко, он посмотрел на меня как-то странно, даже не знаю, как сказать, эти ребята умеют смотреть по-особенному, богачи, я имею в виду, шантрапа глядит по-другому, я опустил глаза; я убил Педру по кличке Телевизор, тсс-с, не кричи, Майкел, ты что, с ума сошел? Это тебе, доктор Карвалью протянул мне коробочку, которую производитель шампуней передал для меня, я открыл ее, мобильный телефон, твой гонорар, сказал он. Он будет оплачивать все счета, но ты не увлекайся, сказал доктор Карвалью. Говори по телефону только по делу. Используй его для работы.

Мне было очень скверно, я чувствовал себя разбитым, часто нюхал кокаин, плохо спал, а когда

спал, мне снилось, что я бодрствую, я опять ширялся, и совершенно не обращал внимания на свою дочь, я каждый день ходил на работу, я принимал душ, я нюхал кокаин, я орал на старину Умберту, я плакал, я слушал радио, я ругался с Кледир, я болтал с девчонками из службы секса по телефону, я снова ширялся, «Майкел любит Эрику», «Эрика любит Майкела», я писал наши имена в сердечках на столиках всех кафе, на указателях, на деревьях и на собственной ладони, я плакал, я встречался с какими-то женщинами, но все женщины одинаковы, они стонут в постели, а я не люблю, когда женщина стонет в постели, я не люблю, когда женщина начинает говорить о том, как она потрахалась после того, как она потрахалась, я не люблю, когда женщина называет меня «мой миленький», какой я к черту миленький, я матадор, я убийца, я душегуб.