Этери Чаландзия - Архитектор снов

Он уже открыл двери машины, как вдруг за его спиной раздался звонкий крик:

– Зис! Зи-и-ис!!! Подожди-и-и…

Зис обернулся. «Вот оно! – промелькнуло в его голове. – Сейчас начнется». Ошибался он или нет, но к нему, прижимая к груди телефонную трубку, спешила секретарша Анюта.

– Ой… – выдохнула она, нагнав его. – Хорошо успела!

Она чуть больше, чем надо, качнулась в его сторону так, что Зису пришлось слегка приобнять ее. Анюта немедленно прижалась к нему всем телом.

– Что случилось?– спросил он, аккуратно отстраняя девушку от себя.

– Тебе тут звонили. По поводу заказа. Хотят встретиться. Вот, оставили телефон, – Анюта протянула Зису желтую бумажку. – Сказали, будут ждать твоего звонка. Дело очень важное.

– А какое именно, не сказали? – спросил Зис, разглядывая записку.

Она разочарованно покрутила головой.

– Не-ет…

– Ну, тогда, значит, правда, очень важное, – голос Зиса сделался суровым, выражение лица серьезным.

Анюта тоже насупила бровки и вытянулась. Она была готова соответствовать торжественности момента. Зис, едва сдерживая смех, смотрел на секретаршу.

– Ясно, – Зис убрал бумажку в карман. – Спасибо, товарищ!

– Всегда готова! – отчеканила Анюта.

Зис протянул ей руку, но она так ловко приняла ее, что опять оказалась в его объятиях. Хитрая Анюта подставила щечку, и Зис вынужден был поцеловать ее. Он неловко чмокнул девушку и полез в свою машину. Джип Зиса давно скрылся за поворотом, а она все стояла, прижимая к груди трубку, и смотрела ему вслед. Вдруг резко зазвонил телефон.

– Да… – мечтательно протянула Анюта, но внезапно ее лицо вытянулось.

– Извините, Карина Матвеевна, – совершенно другим тоном произнесла она. – Нет, конечно, это не мой личный телефон. Простите. Больше это не повторится. Да, да, конечно. Все сделаю.

Она отключила связь и засеменила в сторону входа. Зис открыл окно и выкинул скомканный клочок бумажки. У него сейчас не было времени ни на чьи важные заказы.

В комнате, где сидели Майя и Варя начали сгущаться сумерки. Странным был этот день, прошедший в разговорах под шуршание фантиков и нежное звяканье фарфоровых чашек. Вновь и вновь били высокие напольные часы, отмеряя время гулким мелодичным перезвоном. Старинные дагерротипы на каминной полке уже не казались портретами незнакомцев. Майя всматривалась в черты величественных старух. Стариков, чьи лица украшали окладистые бороды. В ангельские детские фигурки, обездвиженные волей фотографа и застывшие дважды – на стуле в ателье мастера и во времени на этих снимках.

Ее взгляд задержался на портрете двух девочек. В отличие от остальных, они были сфотографированы на воздухе в саду. За их спинами угадывалась перспектива аллеи и очертания большого дома. Майя перевела глаза со снимка на Варю. В ее чертах было какое-то сходство с одной из девочек. Судя по дате, выведенной на именном паспарту фотографа, обе уже давно сошли в землю, кольца их жизней замкнулись, наверняка дав начало новым, которые, в свою очередь, завершив свои циклы, точно так же уйдут, освобождая место для других голосов и глаз, надежд и разочарований. Майя присмотрелась. Давно умершая девочка на фотографии могла быть Варей. И мало что изменилось бы от этой перестановки…

Майя потянулась к выключателю лампы, стоявшей на столе. Казалось, в этих стенах сгущаются не только сумерки. Само время, как кровь в ране, свернулось и его течение замедлилось. Вспыхнул желтый круг электрического света, и очертания стен задернуло мраком.

Майя рассеянно вслушивалась в звучание Вариного голоса и думала о том, как странно устроена память. Отчего в ее закоулках, как прекрасный сор, сохраняются подробности устройства случайно подобранного кленового листа со всеми его разрезами и венами прожилок, выпукло проступающими с чуть шершавой тыльной стороны? И потом, без всякой видимой связи, спустя годы, при виде тонкого розового шнурка шрама, протянувшегося вдоль лодыжки, память услужливо подкидывает нам эти пустые воспоминания о том самом, давно истлевшем листе? И отчего в полном и безнадежном мраке забвения могут оказаться люди, лица, дни, месяцы, целые годы жизни? Почему память так своевольна и не подчиняется желанию вернуть утраченное и восстановить пробелы? И можно ли подобрать ключи, которые отомкнут все запертые двери и выпустят воспоминания на свободу?…

– Расскажи мне о том саде, – словно очнувшись, попросила она Варю.

Та дожевала конфету и стала ровнять пальчиками стопку серебристых оберток. Она начала медленно, не спеша.

– Ну, там был забор. Такой длинный, унылый, с металлическими пиками. На пиках – совы с блестящими глазами. Ворота чугунные, ажурные, с завитками, а в середине – опять совы. Во дворе было дерево огромное, прямо перед домом. По нему лазать было удобно, ствол был такой весь крученый и вывернутый во все стороны. Но это только днем, а вечером на него смотреть было страшно, казалось, что это огромное чудовище, которое вылезло из земли и сейчас заползет в дом и всех съест. Вокруг этого дерева и был этот сад. Одни растения высокие, другие низенькие. Были с большими цветами, были без цветов и еще с такими изрезанными листьями. Ни на что не похожие. И они не пахли никогда, и пчелы над ними не летали. И все они были черные. Мертвые.

За столом воцарилось молчание. Варя словно рассказала страшную сказку и наслаждалась произведенным эффектом.

– Мертвые… – эхом отозвалась Майя.

Варя неожиданно посерьезнела и склонилась над столом, приблизив лицо к Майе. Ее голос сник до быстрого шепотка.

– Ну, понимаешь, – пояснила она. – Это был райский сад наоборот. И цветы росли не просто из земли, они росли из ада. Это были души умерших, которые так и не нашли покоя и прорастали черными цветами. И невозможно было их истребить. Их рвали и выбрасывали, а они лезли вновь и вновь.

– Откуда ты это знаешь? – с улыбкой спросила ее Майя.

– Ну, об этом все знают, – с умным видом Варя откинулась на спинку стула.

Майя подняла брови. Какая все-таки самоуверенная девчонка! Майя не сомневалась в том, что все это были детские фантазии, бородатые страшилки. Но отчего так тревожно становилось у нее на душе, когда она представляла себе это старое высохшее дерево и черный строй невиданных растений, раскачивающихся на ветру.

–А дом? – она тряхнула головой, отгоняя неспокойные мысли. – Расскажи мне о доме.

– Дом… – авторитетно начала Варя.– Непонятно было, столько в нем комнат.

– То есть?

– Ну, понимаешь, – Варя сощурилась, – их всегда было то на одну больше, то на пару меньше. И еще эта лестница. Она вела на второй этаж и все время как будто по-новому скручивалась. Как хвост, то так, то эдак. И окно в моей комнате было то большим, то совсем маленьким. И сыро всегда было в доме, сыро и темно. Он так стоял, что внутрь солнце почти никогда не проникало. А однажды, когда луч света попал на буфет, лопнула рюмка, такая старая, граненая…