Этери Чаландзия - Архитектор снов

Уже через несколько минут, кутаясь от внезапно налетевшего холодного летнего ветра в тонкую шаль густого синего цвета, Карина выходила из здания. Шофер распахнул перед ней дверь машины.

В то утро Зис показал, наконец, Филиппычу странные фотографии. Он принес на кухню толстый конверт и передал его старику. Тот немедленно вытряс на стол содержимое – портреты незнакомых людей в незнакомых интерьерах. Некоторое время, пока Зис рассказывал ему о том, как они с Майей обнаружили туманные следы чьих-то рук и лиц на пробных снимках, Валериан внимательно слушал его и «не менее внимательно рассматривал фотографии. Наконец отложил их в сторону и, скрестив руки на груди, уставился на Зиса. Зис как раз закончил свой рассказ и, ожидая реакции старика, прихлебывал остывший кофе. Тот молчал. Прошло некоторое время, затем Валериан, так ни о чем и не спрашивая, и ничего не говоря, вдруг засобирался и, оставив Зиса в полной растерянности, стремительно удалился.

Только когда Зис принялся складывать разбросанные по столу фотографии, он понял, почему Филиппыч так странно смотрел на него, пока он распинался о загадочных явлениях и таинственных тенях. Зис покачал головой. Филиппыч должно быть решил, что он над ним издевается… Еще раз перебрал снимки. Люди и предметы оставались на своих местах. Прозрачные силуэты опять исчезли. Никаких ладоней, никаких проступающих лиц, никакого тумана, никаких знаков и намеков. Ровным счетом ничего…

Майя, только что припарковавшаяся у здания издательства, проводила взглядом отъезжающий автомобиль сестры. Та прищемила дверью кончик своей шали, и маленьким синим флажком он бился на ветру. У Майи промелькнула мысль, что надо бы позвонить Карине и сказать, чтобы прибрала, но ее отвлекла огромная растяжка, которую крепили на торце здания.

Несколько Майиных фотографий из серии мертвых цветов, увеличили до исполинских размеров и развесили по городу. Майя не была готова к такому способу прославления, и каждый раз съеживалась и втягивала голову в плечи, заприметив в просвете между домами очередной гигантский стебель. Она понимала, что это был прекрасный рекламный ход – по требованию Карины название издательства было набрано крупным петитом на плакатах. Эффектные, то избыточные, то лаконичные, то даже шокирующие снимки, в которых не всегда сразу угадывались тривиальные цветы, привлекали внимание. Но из-за того, что все с самого начала было сделано без Майиного согласия, она в глубине души была зла на Зорькиных, на сестрицу и на весь белый свет. Майя покачала головой и направилась ко входу в издательство. С подозрением посмотрела на стеклянную вертушку и вошла в здание через обычные двери.

Наверху все было как всегда. Столы, компьютеры, сотрудники с отсутствующими взглядами, запахи кофе, духов, сигарет. Нервные телефонные переговоры в одном углу, кокетливые заигрывания в другом.

Майя прошла по редакционному залу, здороваясь со всеми налево и направо, и вскоре оказалась в центре этого огромного, гудящего улья. Стол главного редактора, польки Блинки Бжички, был пуст, Майя пожала плечами: ну конечно, зачем ходить на работу, если у тебя «Ягуар» синего цвета и муж король. То ли колбасный, то ли пивной.

Она выдернула из своего ящика файл с заказами на ближайшую неделю. Пролистала страницы: какая-то галерея, квартира банкира, заброшенный дом под снос в центре и – она не поверила своим глазам – автобусные остановки в пригороде. Майя хмыкнула и набрала Зиса.

К телефону долго никто не подходил, наконец, щелкнуло соединение.

– Алло, – прохрипел Зис.

– Ты спишь? – удивилась Майя. На часах было почти двенадцать.

– А что мне делать? – Зис еле говорил. – Этот старый черт приперся в семь утра, напоил кофе и заставил разговаривать. Потом сам ускакал, а я, как идиот сидел, смотрел в стену. Заснул час назад.

– Филиппыч… – Майя расплылась в улыбке и присела на край стола. – Чего это он?

– Не знаю. Не спится на старости лет. Хочет общения с утра пораньше.

– А ты чего? – Майя развеселилась.

– Ничего. Я труп. Хоть ты дай мне поспать…

– Подожди, подожди, – Майя не могла не поделиться с ним новостями. – Я в редакции. Ты знаешь, что мы снимаем?

Она чуть потянула паузу.

– Мы снимаем автобусные остановки в деревне.

В трубке наступила тишина. Майя некоторое время наслаждалась произведенным эффектом, однако молчание затягивалось, и она забеспокоилась.

– Алло! Ты что, заснул? Зис прочистил горло.

– А елка польская это видела?

– Она это подписала.

– А ты ее видела?

– Пока нет.

– Понятно. Ну, дождись ее. Совсем сдурели, скоро мусорные баки будем снимать… – он помолчал, о чем-то вспоминая. – Мы когда к этим твоим глухонемым идем?

– Вечером.

– Хорошо. Я проснусь, сам тебя наберу. Пока.

Зис повесил трубку. Однако телефон немедленно зазвонил вновь.

– Я же сказал, я сам позвоню, – рявкнул он.

– Вот именно, – голос в трубке звучал глухо и слегка насмешливо.

Зис сел на кровати. Голос был мужской, негромкий, спокойный, чуть хриплый. Не смотря на то, что Зис его слышал в первый раз, он показался ему знакомым.

– Мне пришлось взять номер вашего телефона и звонить самому. Надеюсь, вы не всегда так неуловимы, – казалось, незнакомец улыбается где-то там, на том конце провода.

Из-за того, что Зис слышал только голос и ничего не мог присовокупить к его звучанию – ни лица, ни образа, ни окружающей обстановки – он чувствовал себя неуверенно. Голос плавал вокруг него, как улыбка чеширского кота и гипнотизировал обаянием неизвестности. Зис прочистил горло.

– Чего вы хотите? – спросил он.

Вопрос прозвучал не слишком вежливо, но его собеседник не обиделся.

– Все того же – встретиться с вами.

– Где? Когда?

– Сейчас объясню…

В кабинете бывшего мужа Карины и преуспевающего дельца Антона Вольского, уже несколько лет владевшего мощным и тайным сыскным агентством, топталось десятка полтора людей. Сама Карина сидела в стороне и глаз не могла отвести от лица Антона. Периодически его закрывала от нее спина фотографа, неслышно передвигавшегося по коврам кабинета и все щелкавшего своей камерой. Он уже сделал, наверно, сотню снимков, но опять и опять возвращался к рабочему столу, за которым сидел Вольский. Тот был одет, обут, причесан, застегнут на все пуговицы и мертв. На лице и теле не было никаких видимых следов насилия, и только открытые глаза были залиты кровью. Фотограф, обходя стол, случайно задел кресло, откинутая голова качнулась вперед, и окровавленный взгляд уперся прямо в лицо Карине. Сигарета выпала из ее пальцев. В этих глазах была сама смерть, и сейчас она смотрела прямо на нее…

Карина очнулась. Напротив нее сидел толстый и унылый человек в ментовской форме. Он протянул ей стакан.