Эдуардо Мендоса - Город чудес

За завтраком к нему подошла Дельфина. При всем своем безобразии лицо ее выражало отчаяние и глубокую тоску. Она спросила Онофре, не видел ли он случаем Вельзевула.

– Нет. Где я мог его видеть? – ответил Онофре.

– Вот уже три дня, как он исчез, – уточнила Дельфина упавшим голосом.

– Подумаешь, большая потеря! – ответил Онофре.

Эфрен Кастелс ждал его у входа в парк.

– Дело плохо, – объявил он, не успев поздороваться. – Пару дней назад я заприметил тут двух типов, и, похоже, они за тобой следят; сперва я подумал, что они из тех, кто просто любит совать нос в чужие дела, но уж слишком они настырные. И явно пришлые, тут не работают, а все ходят, разнюхивают, – обеспокоенно уточнил великан.

– Наверное, полиция, – равнодушно сказал Онофре.

– Нет – не та повадка, – возразил Эфрен Кастелс.

– Тогда кто? – спросил Онофре.

– Малыш, откуда мне знать, но это плохо пахнет, – ответил великан. – Может быть, нам лучше пока все прикрыть и взять отпуск? Здесь уже и делать-то нечего.

Онофре обвел взглядом огромную территорию стройки, которая зарождалась на его глазах. Когда он впервые год назад появился в парке, тот напоминал поле боя, зато теперь больше походил на декорацию сказочного представления с феями и волшебницами. Здесь все было зрелищно, неповторимо и не сочетаемо по стилю и пропорциям. Когда Комитет по техническому обеспечению выставки представил свой первый проект алькальду, тот разорвал его на мелкие клочки собственными руками.

– То, что вы мне подсунули, больше подходит для низкопробной ярмарки, где продают всякую рухлядь, – воскликнул он возмущенно. – А мне нужна гигантская панорама.

С тех пор прошло два с половиной года, и казалось, должен был восторжествовать здравый смысл, но к этому времени алькальд уже выдохся и почти отстранился от дел. Онофре и великан Кастелс сели на известняковые блоки напротив павильона в форме тростниковой хижины, сооруженного Филиппинской табачной компанией. Какой-то полуголый туземец, стуча зубами от холода, сидел на корточках у входа и скручивал сигары. Его срочно доставили из Батанги, научили говорить посетителям аи revoir и приказали не двигаться с места, пока выставка не закончит свою работу. Когда небо хмурилось, он с опаской смотрел вверх, как бы не пришел циклон и в вихре смерча не унес его вместе с павильоном обратно в Батангу.

– Все это, – размышлял вслух Онофре, – напрасно и в итоге гроша ломаного не стоит; мы – пятое колесо в телеге, шестеренки; все наши желания, работа ровно ничего не значат.

– Малыш, не надо так отчаиваться, – пытался успокоить его Эфрен. – Чтобы ты с твоими-то мозгами да не отыскал смысл?! Когда-нибудь ты его обязательно отыщешь и разберешься во всем, что происходит в этом мире, – добавил он.

Однажды Онофре вошел без стука в комнату Пифии. Умирающая лежала в постели с закрытыми глазами, укрытая одеялом до подбородка. В пляшущем свете масляной лампы, прикрепленной болтами к изголовью кровати, Онофре впервые увидел, какая она старая. Он уже взялся за ручку двери, чтобы уйти, как услышал слабый голос:

– Онофре, это ты? – прошептала Пифия.

– Спите, спите, Микаэла, – отозвался Онофре. – Я только посмотреть, не надо ли вам чего.

– Мне-то ничего не надо, сынок, а вот тебе – да, – прохрипела ясновидящая, – ты слишком завяз в трясине сомнений.

– Откуда вы знаете? – спросил Онофре, пораженный тем, что старуха догадалась обо всем, даже не взглянув на него.

– Ко мне приходят только те, у кого дух в смятении, сынок. Для того чтобы это понять, не нужно быть ясновидящей, – заключила она.

– Микаэла, предскажите мне будущее, – попросил Онофре.

– Эх, сынок, мои силы на исходе. Я уже не принадлежу этому миру. Который теперь час? – спросила ясновидящая.

– Приблизительно полвторого, – ответил он.

– У меня мало времени, – сказала она. – В четыре часа двадцать минут я умру. Мне уже об этом сказали, и меня ждут. Понимаешь? Всю жизнь я провела, слушая их голоса. Настал час, когда я должна присоединить свой к этому сонму голосов, и тогда кто-то из земного мира будет слушать меня. У нас, духов, есть свои циклы. Я приду на смену уставшему духу. Займу его место, а он наконец сможет отдохнуть и почить в мире с Господом нашим. Мосен Бисансио говорит, что меня ждет дьявол, – это неправда. Человек он хороший, но совершенно несведущий в духовных делах. Дай мне карты, и не будем терять больше времени. Они там, в шкафу, на третьей полке сверху.

Онофре сделал все так, как просила старуха. В шкафу были скомканная черная одежда, какие-то вещицы и несколько пакетов из рисовой бумаги, перевязанных шелковыми ленточками. На указанной полке лежали старый потрепанный молитвенник, четки с белыми костяшками и почти истлевший нардовый браслет. Он нашел колоду карт и отдал ее ясновидящей, которая приподняла тяжелые веки.

– Придвинь стул, сынок, и сядь рядом. Но прежде помоги мне приподняться… вот так, теперь хорошо, спасибо. Если уж что-то делать, то надо делать это достойно и не смешить людей, а главное – тех, с кем я скоро воссоединюсь, – шептала ясновидящая. Она разгладила поверхность одеяла и разложила на нем девять карт картинкой вверх, образовав круг. – Печать мудрости, – объяснила она, – или зеркало Соломона. Это центр небесной сферы, а здесь четыре созвездия со своими стихиями. – Она размахивала в воздухе руками, вытянув указательный палец, потом положила его на одну карту. – Это восточный угол, или Дом предначертаний. Ага, теперь понятно – ты проживешь долгие годы, станешь богатым, женишься на очень красивой женщине, наживешь с ней троих детей, будешь много путешествовать и, возможно, обладать крепким здоровьем.

– Хорошо, Микаэла, – сказал Онофре, поднимаясь со стула, – не утомляйтесь больше. Это все, что я хотел знать.

– Постой, Онофре. Все это – небылицы, пустая болтовня. Не торопись, – тихо настаивала ясновидящая. – Теперь я вижу покинутый мавзолей в лунном свете. Это означает богатство и смерть. Вижу короля, он тоже к смерти, но иногда – к власти. Тут ничего не поделаешь – такие уж они, короли. Теперь вижу кровь. Кровь означает деньги и саму кровь. А сейчас? Вижу трех женщин. Онофре, подвинь стул и сядь у изголовья.

– Я здесь, Микаэла, – отозвался Онофре.

– Теперь слушай внимательно, что я тебе скажу, сынок. Ясно вижу трех женщин. Одна находится в доме неудач, противоречий и огорчений, но эта женщина сделает тебя богатым; другая – в доме заветов, иначе – в обиталище детей. Эта тебя возвеличит. Третья и последняя – в доме любви и познания. Она сделает тебя счастливым. На четвертой карте вижу мужчину, берегись его – он находится в доме отравления и страшного конца.

– Если честно, то я ничего не понял из того, что вы мне здесь наговорили, Микаэла, – сказал Онофре, слегка ошарашенный словами, которые употребляла гадалка.