Жоржи Амаду - Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага

Жалко только, что приходится открывать их, чтобы лучше понимать поэта, у которого из больной груди вместе с веселыми словами рвется настойчивый и непрерывный свист.

– Так, значит, Сверкающая Звезда самбы – это вы?

А знаете, что реклама Флори – истинная поэма? Естественно, не знаете, да и зачем вам, ваша задача – быть красивой, и всё. Между тем я, прочитав рекламирующую ваш дебют афишу, спросил себя: Сарайва, а что же такое случилось с Хвастуном, что он стал поэтом? Теперь я могу ответить, и не только ответить. Могу написать десятки поэм, уж я как-нибудь переплюну Флори.

Он уже было собирался, не прерывая танца, прочесть слагающиеся сами собой хвалебные и льстивые вирши и, безусловно, сделал бы это, если бы совсем рядом с ними не начался скандал, который положил начало большой драке.

Тесно прижавшаяся друг к другу – щека к щеке – парочка кружилась в танце. Мужчина, похожий на коммивояжера, во всяком случае, по одежде: спортивному франтоватому пиджаку, яркому галстуку – и густо напомаженным волосам, с улыбкой расточал комплименты и клятвы пышнотелой неопытной девице с миловидным профилем, а девица с удовольствием внимала его сладким речам и явно восхищалась элегантностью и изяществом манер партнера, но не сводила беспокойного взгляда с двери. И вдруг она произнесла:

– Боже, Либорио! – Вырвалась из рук партнера, бросилась было бежать, но, осознав, что бежать некуда, в ужасе заплакала.

Этот самый Либорио, появившийся в сопровождении трех дружков, чей приход вызвал панику у девушки, был высокого роста, одет в черное, точно в строгий траур, с отекшими глазами, редкими волосами, безвольным ртом и опущенными плечами, ну, ни намека на красоту. Он подошел к танцующей девушке, встал перед ней и сказал гнусавым голосом:

– Это так-то, сеньора шлюха, ты пошла в Пропиа навестить больную мать?

– Либорио, ради Бога, не устраивай скандала.

Коммивояжер, наученный горьким опытом общения с подобными девицами и не желающий пятнать и без того не слишком незапятнанную репутацию в фармацевтической лаборатории, по поручению которой он и разъезжал по штатам Баия, Сержипе, Алагоас («Превосходный продавец, способный, предприимчивый и серьезный, однако любящий женщин, кутежи, потасовки в кабаре и публичных домах и даже подвергавшийся арестам»), решил потихоньку улизнуть, в то время как его соседи по столу и профессии поднялись из-за стола на случай, если ему потребуется помощь.

Поэт уже готов был продолжать крутить Терезу в танце, не придавая значения случившемуся (в кабаре часто можно увидеть оскорбленного рогоносца), как прозвучала пощечина, да такая звонкая, что звука её не заглушила даже музыка. Тереза тут же, когда долговязый снова ударил по лицу девушку и так же гнусаво, как не раз доводилось Терезе слышать в прежние времена, сказал: «Сука, научись меня уважать!» – остановилась. Голос был иной, но слова те же и тот же звук пощечины.

В мгновение ока Тереза вырывается из объятий поэта Сарайвы и бросается к Либорио.

– Мужчина, который бьет женщину, не мужчина, а слабак… – И, стоя перед верзилой, она поднимает голову и продолжает: – А слабака я не бью, я плюю ему в морду.

Плевок летит (играя с мальчишками в разбойников, Тереза натренировалась и делала это очень метко), но на этот раз цели не достигает: субъект высокого роста и вместо гадкого гноящегося глаза он попадает в шею.

– Шлюха!

– Если ты мужчина, ударь меня.

– Сию секунду, сеньора шлюха.

– Ну, давай бей! – подначивала она его, но сама времени не теряла: вот она заносит ногу, чтобы ударить в пах, и опять промахивается – уж очень длинные у того ноги. Тереза теряет равновесие и повисает на руках дружков Либорио, которые скручивают ей за спиной руки и подставляют её лицо под кулаки верзилы. Не получив удовлетворения от удара, нанесенного своей девице, Либорио железным кулаком бьет Терезу по губам.

Поэт Сарайва бросается на Либорио, старающегося подмять под себя Сверкающую Звезду самбы, и все трое катятся по полу. В какой-то момент Тереза оказывает­ся на ногах и снова плюет в лицо верзилы, на этот раз слюна летит со сгустком крови и кусочком зуба. И к тем и к другим спешит подкрепление: с одной стороны – дружки рогоносца, с другой – художник Женнер Аугусто, закусивший губу от злости, и коммивояжер, который из осторожности бросил на произвол судьбы свою партнершу, ведь незнакомая девушка сделала то, что должен был сделать он. Забыв обо всём на свете и о риске себя скомпрометировать, однако надеясь вернуть уважение коллег, он очертя голову бросается в бой. Джаз продолжает играть, но танцующие пары покидают площадку, освобождая её для сражающихся. Один из посетителей, взобравшись на стол и размахивая двадцатью крузейрами [14], кричит:

– Ставлю на девушку, кто принимает вызов?

Терезе удалось схватить верзилу за редкие волосы и вырвать клок. Верзила пытается схватить ее и своим железным кулаком выбить еще один зуб, но Тереза, легкая и ловкая, увертывается, прыгает, выделывает удивительные танцевальные па, плюет, плюет в его лицо, ловя удобный момент нанести удар в пах.

Присутствующие окружили своеобразный ринг, желая насладиться захватывающим зрелищем и следя за каждым броском отважной девушки, но не торопясь на кого-либо ставить.

Неожиданно объявившийся подвыпивший кабокло, мускулистый, загорелый, с задубевшей под морским ветром кожей, присмотревшись к броскам Терезы, вдруг заметил во всеуслышание:

– Пресвятая Дева Мария, да ловчее этой драчуньи я сроду не видел.

В этот момент появились привлеченные шумом полицейские, они тут же узнали Либорио и его дружков, однако, подняв дубинки, двинулись к Терезе с явным намерением проучить ее.

– Я иду, Янсан [15]! – испустил воинственный клич кабокло, сам не ведая, почему назвал именем бесстрашной богини Терезу, то ли тем самым стараясь подбодрить её, то ли желая оповестить саму богиню Янсан о том, что в драку вступает Жануарио Жереба – её оган [16]на кандомбле Огуна.

Очень красиво вступил он в драку – оба полицейских разлетелись в разные стороны, а дружков верзилы, которые уже было собирались вытереть подошвы ботинок о физиономию поэта Жозе Сарайвы, хилого, со впалой грудью, но отважного, который безмолвно лежал на полу, отбросил, точно обрушившийся на них вихрь, ураган, поставил поэта на ноги и опять бросился в драку. Тут снова вступили в схватку полицейские.

Один из дружков Либорио выхватил револьвер, угрожая выстрелить. В этот самый момент погас свет. Последнее, что можно было видеть, – эту Лулу Сантоса с сигарой во рту, он крутил над головой одним костылем, опираясь на другой, чтобы не потерять равновесия. И вдруг послышался вопль Либорио. Это Тереза наконец попала ногой в намеченную цель.