Дорис Лессинг - Лето перед закатом

«Разрешите присесть? Я – Фред Ванакер из Нью-Йорка».

«Если не ошибаюсь, вы – мисс Гановер? Меня зовут Хесукиа, из Ганы».

Многие пары «отпочковывались» уже к концу первого дня, а остальные намечались.

Театр, да и только – даже интереснее, поскольку Кейт сама была действующим лицом в этом спектакле.

Правда, она вовсе к этому не стремилась, кроме того, теперь она знала, знала почти наверняка, что ей не следовало поддаваться на уговоры Чарли Купера со всеми его соблазнами и, вместо того чтобы катить куда-то за тридевять земель, надо было остаться в Лондоне, снять комнатенку на лето и жить себе, хлопот не ведая. В полном одиночестве.

А теперь вот, несмотря на то, что ее термостат был поставлен на «холодно», ей то и дело приходилось уклоняться от попыток завязать знакомство. Мужчины всех оттенков кожи – черной, шоколадной, оливковой, розовой – столь часто предлагали ей свое общество («Это место не занято?»), что Кейт поневоле взглянула на себя со стороны, глазами этих мужчин. Она увидела, как и не раз до того видела во многих зеркалах, женщину с каштановыми волосами, на редкость белой кожей и добрым, как у верного спаниеля, взглядом. (Ей вдруг стало противно, что она всегда стремилась жить для других и заботиться о ком-то, она даже прозвала себя «собакой» и «рабыней», не преминув отметить, что это – нечто новое в ней, раньше она ничего подобного за собой не замечала.) Причем женщина эта, к которой как магнитом тянуло мужчин, была на двадцать лет старше многих девушек вокруг. Значит, с первого взгляда ей нельзя было дать сорока с хвостиком. Она находилась в той стадии вечной молодости, ради достижения которой женщины не жалеют ни времени, ни сил. (Вернее – так Кейт стала все чаще последнее время думать, буквально одержимая этой мыслью, – далеко не все женщины, а только те, кому посчастливилось родиться в странах с высоким уровнем жизни, где женщина не выглядит старухой в тридцать лет.) Когда ей, откинув в сторону тщеславие и предвзятость, удавалось проследить за поведением претендующего на ее внимание мужчины, она замечала, что он, независимо от собственного возраста, обнаружив, что Кейт далеко не тридцать (как ему показалось издали), нерешительно приостанавливался – всего на миг, почти незаметно для глаза. Но, поборов мимолетное сомнение и окинув ее опытным взглядом (как проститутка или фотограф), каким оцениваются способности индивидуумов на аукционах секса и на бирже труда, он все же подсаживался к ней за столик и бывал весьма доволен тем, что нашел приятную собеседницу. Словом, ее внутренний термостат был явно послушен ее воле.

Однако хоть эта игра и доставляет ей удовольствие – действительное удовольствие, что греха таить, – сейчас не это главное. Надо еще что-то придумать, потому что одна регулировка внутреннего огня не очень спасает от навязчивости мужчин, ищущих приятного общества. А вот что именно – это вопрос. Уж не прикажете ли отказаться от косметики, обрядиться в старушечье платье и стать образиной, на которую взглянуть страшно?

Нет, это совсем уж нелепо: превратить себя в старуху только из-за того, что… Скоро Кейт сделала для себя открытие: достаточно принять безучастный вид, ссутулиться, грузно, всем телом, обмякнув на стуле, и как-нибудь непривлекательно расставить ноги – и ты спасена, тебя оставили в покое. Она могла поклясться, что это так. Между тем живая, подтянутая, с интригующе выставленными из-под стола изящно скрещенными ногами, она одним своим видом подавала сигнал.

И Кейт вдруг с острой болью осознала, что женщина, которая своим видом отпугивает людей и отбивает у них всякую охоту подойти и заговорить, может в мгновение ока, стоит ей только захотеть, преобразиться и привлечь к себе внимание: улыбка, живой взгляд, вздернутый подбородок, расправленные плечи и спина – вот и все, что требуется, чтобы мужчины потянулись к ней.

Откуда-то из далекого далека всплыл вдруг образ Кейт Феррейры в белом, тонкого льняного полотна вышитом платье, стоящей возле балюстрады и на террасе, сплошь заставленной кадками с белыми лилиями. Та далекая девушка улыбалась юношам, окружавшим ее. И она видела, как они пожирали ее глазами всю – с головы до пят.

Та далекая девушка – была ли она отзывчивой, душевной?

Возможно, и нет. Вполне вероятно, что эти качества развились в результате постоянной самодисциплины, необходимой жене, матери, хозяйке дома.

А что произойдет, если по приезде в Турцию она перевоплотится в женщину-невидимку – не только установит реле своего термостата на самый слабый режим, но и совсем отключит свою «душевность», если она откажется состоять бонной при делегатах? Любопытно, что люди, нанимавшие ее на эту работу и так настойчиво добивавшиеся ее согласия, сами не имели ни малейшего представления, почему они это делают: Кейт могла бы голову дать на отсечение, что это так. А Чарли Купер был двойником Кейт, только в мужском варианте. Стало быть, он тоже не знает, за что его ценят на работе?

Одна из переводчиц, из-за которой возникли трудности и которую Кейт пришлось заменить, была пожилой особой, ее ценили, по словам Чарли, «на вес золота». Пытаясь выяснить, какие качества делали ее такой ценной в глазах начальства, Кейт не смогла выжать из него ничего, кроме: «Пожилые женщины ко всему относятся с большим пониманием, чем молоденькие».

Членом комитета, к которому прикрепили Кейт в качестве переводчицы, когда она только начинала свою работу в Организации, была женщина – темнокожая делегатка из Северной Африки. Она была высокая, элегантная, остроумная, спокойная; в ней были и шик, и изысканность. Иногда она носила национальную одежду и тогда выглядела экзотической птицей с ярким оперением, а порой одевалась по-европейски, в туалеты из Парижа; она была совсем не похожа на Кейт; обе женщины в один голос сказали бы, что у них нет ничего общего. Тем не менее ее отсутствие сразу чувствовалось в комиссии: все шло не так гладко. И разве ее манера держаться – такая независимая, резкая, улыбчивая, но начисто лишенная сердечности, – разве она не имела к этому отношения? Она вносила в работу комиссии свой особый стиль, как и Кейт при решении организационных вопросов.

Если ей, Кейт Браун, суждено перейти на постоянную работу в эту организацию, каков будет круг ее обязанностей? Ну, прежде всего ее ожидают бесконечные разговоры с Чарли Купером за чашкой кофе и, кроме того, всевозможные заседания по организационным вопросам. Работа.

Если Кейт действительно остается здесь, то, возможно, она вскоре унаследует должность Чарли, а его тем временем повысят на одну ступеньку – судя по всему, здесь так принято. Кейт вполне подойдет работа Чарли, а вот как приживется там, наверху, он – это еще вопрос: ведь может случиться, что он растеряется, почувствует себя не на месте, но никогда не поймет, почему так произошло.