Павел Вежинов - Весы

Скоро я, кажется, все-таки уснул. И тогда произошло первое маленькое чудо моего нового существования – я увидел сон. Мне снилось, что я иду по берегу моря. Песок очень сухой и желтый, как увядшая трава, такой мелкий, что песчинки не заметны. Я вижу только собственные ноги, босые и мертвенно белые; я ступаю с какой-то машинальной легкостью, будто я не человек, а бесплотная тень. Потом я вижу море – синее и спокойное, какой бывает только вечность. В бескрайней дали, как острие сабли, блестит горизонт. Маленькие прозрачные волны вздымаются у самого берега и лижут мне ступни, но я не слышу плеска и не чувствую влаги.

Я снова иду по берегу. Теперь я вижу куда дальше. Мне виден мертвый тростник, который слегка колышется на ветру. Видно нежное прозрачное марево, которое тот же ветер теребит над краешком дюн. Вижу плотные и жесткие зеленые листья, растущие прямо из песка. Вижу божьих коровок – тучи божьих коровок, они дождем сыплются на тростник, стебли которого все так же лениво и равнодушно покачиваются на ветру.

Наконец, я вижу облака, клубящиеся под самым небом. Они похожи не на облака, а на женские волосы – пепельные, русые, золотистые; облака вьются, как живые, и в них поблескивают светлые блики, будто молнии. Очарованный, я останавливаюсь. Мне кажется, что ничего прекраснее я не видел в этом унылом мире, где нет чудес.

И я проснулся. В сущности, я не знаю, было ли это пробуждением; я не ощутил перехода от сна к действительности. В дверях стояла Лидия и молча улыбалась по-настоящему доброй, человеческой улыбкой. Я тут же послал к чертям все свои сомнения и вопросы, привстал на подушке и спросил:

– Я спал?

– Спал сладким сном, – ответила она и опять улыбнулась.

– Откуда ты знаешь?

– А я входила в комнату, мне нужно было кое-что взять. Ты спал около часа.

Значит, это был сон. Если так, то значит, ничего нет красивее снов! Я немного подумал и сказал:

– Теперь я знаю, чего не хватает жизни. Ей не хватает красоты. Истинная красота может родиться только в человеке.

– Я в этом не уверена, – нерешительно возразила она.

– Почему?

– Возьми, например, музыку. Она состоит из звуков, вернее, из тонов. А они существовали в природе до того, как появился человек.

– Да, но только человек может подобрать тона таким образом, чтобы получилось искусство.

– Это уже другой вопрос, – ответила она. – Красота и искусство – вещи разные, как бы они ни были похожи и близки. Даже самая красивая женщина на свете – это еще не искусство, дорогой мой. Ты помнишь «Купающуюся Сусанну» Рембрандта?

– Помню только название.

– А, ну хорошо. Так вот, эта самая Сусанна вовсе не красива. По-моему, она просто дурнушка. И все-таки это – искусство.

Странная штука – человеческая судьба. И далеко не так сильно зависит от случайностей, как кажется. С этим вопросом, или с этой проблемой, я столкнулся несколько месяцев спустя. И это вывернуло мою жизнь наизнанку, как перчатку. Но пока я имею право сказать только одно: чтобы происшествие стало событием в жизни человека, оно прежде всего должно зазвучать. А созвучие не случайно, оно – вопрос закономерностей… Голос Лидии снова вернул меня к действительности.

– Идем обедать, – сказала она. – Я приготовила тебе сюрприз.

Забыл сказать, что в холле у нас стоит большой обеденный стол с красивой резьбой. Он помещается в неглубокой нише между стеной моего кабинета и дверью спальни. Чудесный, солидный стол хорошего дерева, такой не купишь в магазине. Позже я узнал, что приобрел его на какой-то выставке. Лидия постаралась и накрыла его как на праздник. Тут было все – хрустальные бокалы, серебряные приборы. Я увидел очень изящный фарфоровый сервиз чудесного оттенка, почти кремовый. Лидии было явно приятно, что я рассматриваю все это с большим интересом.

– А это кто купил? – удивленно спросил я про сервиз.

– Это не куплено. Это подарок отца на нашу свадьбу. В сущности, это и есть все мое приданое! – Она непринужденно засмеялась, чего я до сих пор за ней не замечал.

– Это немало! Твой отец – щедрый человек! – искренне сказал я.

– Ничего подобного!… Он был просто счастлив, что отделался от меня.

Подавая на стол, она вкратце рассказала мне несложную историю своей семьи. Когда-то ее отец был довольно известным оперным певцом, даже ездил на гастроли в Италию, где и купил этот сервиз у какого-то разорившегося маркиза. Почти за бесценок.

– Не то удивительно, что он его купил, а то, как он его довез, – закончила она свой рассказ. – Ты себе не представляешь, какой он рассеянный.

Я сел к торцу стола. Позже Лидия сказала мне, что я всегда сажусь на это место, все равно, сколько бы гостей ни явилось в дом и кто бы они ни были. На обед было жиго из баранины – шедевр кулинарии, как мне тогда показалось. Я наелся как свинья. И только насытившись, догадался спросить:

– Это и есть мое любимое блюдо?

– Да, это оно. Я готовлю его не очень часто, чтобы не приелось. Обычно после того, как поссоримся, чтобы легче было мириться.

– А мы часто ссоримся?

– Нет, редко! В том-то и дело, Мони, что ты никогда не вступаешь в ссору. Ты просто замолкаешь. И можешь молчать не днями, а месяцами. Даже годами, если дать тебе волю. Ты и понятия не имеешь, как это страшно, особенно для женщины. Просто убийственно!

Неожиданная черта моего характера. Убивать человека, да еще женщину, да еще без слов. Может быть, она преувеличивает, но ведь дыма без огня не бывает.

– Налить тебе вина? – предложила Лидия.

– Нет, с этим я пока подожду.

– Хоть глоточек! – она умоляюще смотрела на меня.

– Ни капли, – твердо ответил я.

А бутылка заманчиво блестела на столе. Но я старался вообще не смотреть на нее, самый ее вид был мне неприятен.

– Это очень хорошее вино, – продолжала она. – Настоящее французское. Тебе подарил его какой-то иностранец. Я эту бутылку берегу почти год. В сущности, ты сам ее бережешь. Ты не такой щедрый, чтобы поить гостей настоящим бургундским.

Еще один сюрприз!

– Ты хочешь сказать, что я скуповат?

Но она не попалась на эту уловку. Или у нее не было оснований.

– Нет, ты не скупой, но и не щедрый. Это вообще как-то не относится к тебе. Все дело в том, что ты просто не интересуешься людьми… Тогда, может быть, я выпью?

– Пей, пожалуйста. Почему ты спрашиваешь?

Она налила себе рюмку и опорожнила ее одним духом, причем торопливо и нервно. Так не пьют люди, которые разбираются в вине; так пьют любители, подумал я, но не обратил на это особого внимания. Я все еще ломал себе голову над неожиданными открытиями в моем характере. Уже после того, как она выпила вторую рюмку, я снова спросил:

– Как же я могу не интересоваться людьми? Мне это кажется просто невероятным.