Рейчел Сейфферт - Темная комната

– Граната.

Улыбается ей. У Лоры вспыхивают щеки, хорошо, что кругом темень.

– Я тоже видела эти снимки.

– Подумаешь, кто их не видел. И люди все сплошь были худые и лежали на земле, да?

– Мне показалось, что они мертвые.

– Это актеры, американцы. А в некоторых случаях – куклы, манекены. Те, которые больше всего похожи на мертвых.

Его приятель задувает свечу.

– Я ложусь спать.

На Лору он не обращает внимания. Парень с одной рукой подмигивает ей в темноте. У него в зубах тлеет сигарета, ее огонек освещает Лорину щеку. Она закрывает окно и идет обратно по коридору. Открывает дверь тамбура, и от скрежета колес закладывает уши.

Они просыпаются оттого, что поезд стоит. Солдаты открывают двери, барабанят в окна, приказывают всем выйти и ждать на платформе. Томас подхватывает узлы, снимает Юри с подножки. На станции темно, все огромное здание освещается лишь несколькими тусклыми лампами. Внутри шумно. Детский плач, крики, хлопанье вагонных дверей. У стен толкутся сердитые мужчины. От них неприятно пахнет.

Следующий поезд будет только на рассвете. Юри не выпускает из рук край Томасова пиджака. Лизель лежит на узлах, одной рукой прикрывая глаза, другой – волосы. На руках плачет Петер. Лора спрашивает у людей вокруг, нет ли у кого еды, но все молчат, отворачиваются.

Кулачки у Петера стали иссиня-красные. Лора трет их, дует на пальцы. Взглянув вверх, она видит, что крыши над ними нет, только рваная дыра да темное небо.

Они едут поездом или идут пешком. Бредут от одного города до другого. Наконец им улыбается удача, и на очередной станции они находят поезд и бесплатную кухню. Пока дети едят жидкую похлебку, Томас долго беседует с каким-то солдатом. Перед самым отправлением солдат стучит им в окно и протягивает яйцо. Томас благодарит его и через открытое окно жмет руку. Отдает яйцо Лоре.

– Это Петеру. Совсем он худой.

Встретившийся на дороге фермер подвозит до Эльбы. Они стоят и смотрят на воду, до дома остается один день пути. Вдоль берегов тянутся фруктовые сады, но плоды еще не поспели. Томас говорит, что берется переправить их в Гамбург. Сажает Юри на плечи и, пообещав мигом обернуться, уходит искать транспорт. Лора с Лизель и Петером стоят в очереди за едой возле Красного Креста. Ждут Томаса и Юри под городскими часами. В дверях ребятишки торгуют кислыми яблоками и маленькими жесткими грушами. К их животам привязаны мешки с товаром. Завидев военную форму, они тут же смываются.

Покормив сухим хлебом Петера, Лора отдает его на руки сестре. Лора нервничает, но не двигается с места до тех пор, пока не появляется Томас с голодным Юри. У них добрые вести – будет лодка.

На горизонте виден Гамбург. Его черный силуэт проступает на вечернем небе. Сумерки стоят прохладные и сырые: дневная жара сменяется туманом. Вода плещется о борт лодки. Пассажиры молчат. Они смотрят на надвигающийся город. Лора связывает узлы вместе. Ей не по себе от большой гавани и острозубого города, вздымающегося на том берегу. В его домах темно, на реке нет других лодок. Кругом тишина. Только мерный плеск воды. Лора закрывает глаза и мысленно рисует план действий.

Она представляет, как поедет на трамвае к ома. Видит усыпанные листвой воскресные улицы и белые дома; себя, в хороших туфлях сидящую в залитом солнцем, но прохладном доме. Эти картины плохо сочетаются с темным городом, приютившимся на берегу. Рядом присаживается Томас. Он смотрит на Лору, и в полутьме она чувствует его улыбку и видит складки на щеке.

– Готова?

Солнце ныряет за горизонт, а они стоят под ратушей со своими узлами. Никто и не думает подавать им трамвай.

– Скорее всего, здесь комендантский час. Нам нельзя так поздно ходить по улицам.

Шаги Томаса гулко разносятся по пустой торговой площади.

– Далеко туда идти?

Но Лора никак не может вспомнить. Она просит потерпеть еще несколько минут. Томас хмурится, и Юри берет его за руку.

– Мне не нравятся эти дома.

Улицы ведут от реки к главной площади, к темным разрушенным зданиям. Чтобы не видеть обугленных стен, Лора смотрит на Петера.

– А сколько туда ехать на трамвае?

– Где-то полчаса.

– Идти слишком далеко, Лора. Сегодня уже поздно.

– А куда мы пойдем?

– Найдем что-нибудь. Пустое здание, например.

– Только не здесь, Томас.

– Нет-нет, сначала мы выберемся из центра. Я что-нибудь для нас найду.

Они идут по берегу озера на север. В воде плавает бревно, от него пахнет плесенью.

Они лежат в пустом доме. То, что некогда было полом, теперь служит им крышей, отделяющей их от ночи. В балках устраиваются на ночлег птицы, с кирпичей сочится вода. Они устраиваются в углу, подальше от разрушенных стен. Когда дети уснули, Томас спрашивает Лору шепотом:

– А что, если в дом вашей ома попала бомба?

– Вряд ли. Может быть. Не знаю.

Лора лежит совсем близко от него, не касаясь, но чувствуя малейшее движение. Закрывает глаза и видит на месте дома развалины. Ни ома, ни фати.

Юри плачет во сне, и Лора берет его руку, прижимает к щеке. Вокруг на холодном полу громоздятся молчаливые развалины. Рубашка Йохана теряется среди бесчисленных рук и ног.

Утром солнце снова светит вовсю и высушивает грязь, а они собирают вещи и прячут их среди камней. Томас приносит суп, в котором плавают куски колбасного фарша. Этот вкус напоминает мясо, напоминает о слезах тогда, в лесу. Юри опять начинает плакать, а Лора прячет лицо на груди малыша. Если умер Йохан, значит, и бабушка могла умереть. Петер заходится ревом и молотит ее по щекам. Томас что-то шепчет Юри, Лизель сидит молча и ест, и Лора рада, что никто на нее не смотрит.

– Лора найдет вашу ома.

– И фати.

– Возможно, на это уйдет какое-то время, Лизель, поэтому мы все должны набраться терпения.

– И долго ждать?

– Ну, несколько дней. Может быть. Не знаю. Дороги ведь перекрыты, а они могли перебраться в другой дом, так что посмотрим.

У Томаса багровеет тонкая шея, он на вид такой нескладный. Лора улыбается, но он этого не видит. Они условились встретиться на закате под черным церковным шпилем, и вот он с Лизель и Юри выбирается из развалин на улицу.

Как и прежде, шумный город полон людьми. Люди гуляют, разговаривают и будто не обращают внимания на разруху, на обугленные здания вокруг. Прохожие по-прежнему носят шляпы и галантно приподнимают их, когда здороваются. По разрушенным улицам снуют машины, замедляя ход перед завалами. Из труб разгромленных многоэтажек поднимается дым. Из развалин доносится запах горячей пищи, хоть и трудно представить, где там могут разместиться кухни.

Лора идет, замирая при виде руин и внезапно открывающихся пустырей. Петер плачет все утро – низким и ужасным голосом. Люди смотрят мимо, будто боятся взглянуть ей в глаза. Лора всматривается в лица в очередях, видит все тот же голод и отводит взгляд.