Джон Хоукс - Ирландский прищур

О том, как мы купались, скажу лишь одно: тридцать голых девчонок всех возрастов смеялись, визжали и скользили на полу, блестящие тела, волосы, вымокшие под струями холодного душа, намотаны на головы – от этого пробуждались неясные пока инстинкты даже у самых застенчивых. Дважды в неделю мы терли и скребли друг другу спины, а некоторые затевали игру в салки среди моющихся сестриц.

Не балуйтесь! Ведите себя прилично, заблудшие создания!

Помимо обыденных занятий, были у нас и удовольствия особого рода. Например, в последнее воскресенье месяца нам на обед подавали колбасы, приготовленные самолично Сироткиной Мамой, и горы бекона, нарезанного ломтиками в мой мизинец толщиной, и россыпи вареной картошки на огромных блюдах. Все это запивалось пивом из кувшинов – пили кому сколько подобает по возрасту. Как же буйно мы радовались, когда эту дымящуюся снедь выносили к нашим столам!

Разумеется, мы и спортом занимались – а чем мы хуже других? В бутсах, не подходящих по размеру носках, майках и шортах, присланных нам в дар администрацией «Святого Георгия», местной школы для мальчиков – элиты Ирландии, которые так ни разу и не пришли поболеть за нас, – мы, раскрасневшись, гоняли мяч по рытвинам заросшего сорняками поля, орали, хватали друг друга за одежду, колотили по голеням бутсами: те неизбежно оказывались велики и пахли ногами мальчишек, которые когда-то их носили, так что мы пинали друг друга, подражая этим мальчикам, гордецам, – вот еще, смотреть, как подкидыши носятся по полю и забивают голы подкидышам, хотя, по правде говоря, мы прекрасно играли в эту грубую игру. А спектакли? Конечно, мы ставили спектакли, столы в обеденном зале сдвигались в сторону, Сироткина Мама – режиссер и главный зритель – восседала в центре, а младшенькие пищали и дрожали от страха, когда мы изображали драконов, охотников и разных лесных страшилищ.

Нельзя сказать, что мы сидели взаперти на горке в «Святой Марте», – а наш приют для девочек-сирот представлял собой старое кирпичное здание, построенное в незапамятные времена на вершине одного из двух холмов, высящихся по обе стороны городка в долине, – но все-таки мы спускались по полупустым улицам, приодевшись в пальто и шляпки, как правило, лишь для того, чтобы посетить раннюю обедню, трижды в неделю по утрам и еще несколько раз в год по определенным церковным праздникам. Да, самую раннюю, когда в церкви еще совсем темно, холодно и почти пусто. Сироткина Мама загоняла нас чуть ли не за алтарь, чтобы тридцать ее подопечных казались как можно менее заметными, и одно это как-то подтверждает, что сироты, в общем-то, никому не нужны, даже церкви. Однако никто из нас об этом не догадывался, и всех до единой охватывал восторг от золоченых фигур, едва видневшихся во мраке, от запаха воска, от общей набожности, а особенно – от вида священника и прислужников, как ни крути – мужчины и мальчиков. И святость, осенявшая их у алтаря, изливалась, как нам казалось, и на всех мужчин и мальчиков Ирландии, не сочтите кощунством. Нас, подкидышей, к этому самому алтарю допускали только после того, как полноценные прихожане расходились по своим утренним делам. Когда мы покидали церковь, приобщившись ее тайн, и, усталые, начинали восхождение к суровому кирпичному сооружению, служившему нам домом, прохожие зачастую провожали нас возгласами, скорее, пожалуй, шутливыми, нежели насмешливыми.

Смотрелся наш приют неказисто, это уж точно. Строгая коробка из потемневшего от ветров и дождей кирпича, на окнах ржавые решетки: как я уже говорила, не столько для ограничения нашей свободы, сколько для защиты, но от кого и от чего – неизвестно. В конце концов, хотя «Святая Марта» была одним из трех богоугодных заведений, поблизости не было ни тюрьмы, ни психиатрической лечебницы, а где еще обретаться личностям, способным нанести подкидышам вред?

Как бы там ни было, в число трех богоугодных заведений Каррикфергуса – а именно так назывался городок – входили наша «Святая Марта» и больница, а на противоположном от нас холме – «Дом солдат-ветеранов», речь о котором впереди, поскольку в один прекрасный день его директора вдруг осенила замечательная идея. По уродству своему «Дом солдат-ветеранов» казался близнецом «Приюта для девочек-сирот»: кирпич, прямоугольная форма, на окнах решетки и все такое. Отличие состояло лишь в том, что в одном обитали девочки, а в другом – старики. Таким образом, взаимное притяжение между «Святой Мартой» и «Святым Климентом», как официально именовался «Дом солдат-ветеранов», было неизбежным. Что же до больницы, она несла имя Святой Клары, а школа для гордых мальчиков – Святого Георгия. Так что маленькая метрополия под названием Каррикфергус была, если можно так выразиться, городком святых, что шло всем нам только на пользу.

Если у вас создалось впечатление, что в «Святой Марте» была только одна взрослая женщина и тридцать девочек, и среди нас никогда не появлялись мужчины или мальчики, или что в нашем приюте, смотревшем на «Дом солдат-ветеранов» поверх окутанного влажными испарениями городка, никогда не происходило ничего предосудительного, мне следует подобное впечатление исправить. Я никогда не относилась к девицам, иссушенным собственным педантизмом и не приобретшим в результате ничего, кроме прямой спины. Напротив. Я была высока для своего веса и очень сообразительна. Несмотря на всю мою худобу, плоть моя говорила вполне отчетливо, и, услышав однажды ее голос, я научилась прислушиваться к нему, так что никакие жизненные обстоятельства не заставили бы меня прогнуться. Изложив все это, должна признаться, что Сироткина Мама не была для нас единственной и незаменимой мамочкой – у нее имелась помощница, заместительница, сестра по любвеобильности, если угодно: миссис Дженкс, всегда готовая выйти на сцену и заменить матушку, когда та чересчур уставала – если подобное можно себе представить, – или была поглощена делами, или вконец измучена кастрюлями, духовками, наставлениями и утешениями, когда взгляд ее ясных глаз туманился, прядь волос выбивалась и спадала на лоб и матушка уже не в силах была шевельнуть ни рукой, ни ногой. Здесь следует добавить, что если Сироткина Мама в определенном смысле была всем нам истинной матерью, женщиной, к которой мы относились так, словно она действительно всех нас произвела на свет, при всем при том именно миссис Дженкс вскармливала теплым материнским молоком из своей полной груди самых маленьких девчушек со дня или ночи их появления в приюте и до того момента, пока они не начинали есть то, что ели с тарелок или мисок все остальные.

Несмотря на упомянутые мною тяготы работы в прачечной, со всем ее паром, ожогами и резью в глазах, самым неинтересным и мучительным занятием было мытье полов. Вы можете себе представить полдюжины девчонок разных возрастов – ползают на четвереньках с задранными юбками по холодным плиткам и толкают перед собой ведра с губками, бедные голые коленки покраснели, а в душе беспросветно, ведь темному коридору не видно ни конца и ни края? Да, работенка не из лучших, это я вам говорю по собственному опыту, такому неприятному и обширному, что и вспоминать не хочется.