Банана Ёсимото - Цугуми

– Да, я буду страшно рада домашней еде после такого перерыва. И нам есть, о чём поговорить, – обрадовалась я, но подумала, что не буду рассказывать историю с ямой. И о том, насколько Кёити любил Цугуми, и о слезах Ёко. Это всё были сокровища моего сердца, которые нельзя передать словами.

Итак, моё лето подошло к концу.

После возвращения в Токио я некоторое время пребывала в какой-то рассеянности.

В университете, естественно, было полно студентов, всё ещё находящихся под впечатлением от летних каникул. Мы первое время вели себя как дети, только что пришедшие в школу. Однако с кем бы я ни разговаривала о летних каникулах, сознавала, что провела их иначе, чем все остальные. Я определённо находилась совсем в другом мире.

Мощная энергия, излучаемая Цугуми, жаркое солнце, берег моря, новые друзья – всё это наслаивалось одно на другое и создавало атмосферу, в которой мне ещё не приходилось бывать. Это был для меня более живой и могущественный мир, чем сама реальность. Я уподобилась солдату, грезящему о родных местах непосредственно перед своей смертью.

Но теперь под слабым сентябрьским солнцем Токио во мне не осталось даже и следов этого мира, и если бы меня спросили, как я провела летние каникулы, то я смогла бы только ответить: всё время была на родине, жила в гостинице, которой владеют мои родственники.

Для меня это лето собрало воедино всё то прекрасное, что было в прошлом.

И каждый раз, когда я так думала, то задавала себе вопрос: чувствует ли это и Цугуми?

Однажды отец сломал себе ногу. На складе фирмы он доставал с высокой полки, стоя на лестнице, тяжёлые папки с документами и сорвался вниз. Когда я и мама в панике прибежали в больницу, отец лежал в кровати и виновато улыбался. Про отца можно сказать, что, будучи сильным человеком, он легко мог переносить физическую боль, но тяжело страдал от эмоциональных стрессов.

Приободренные, мы вернулись домой, а через два-три дня мама вновь пошла в больницу со сменой белья, а я осталась дома одна.

Как раз в это время зазвонил телефон. У меня было предчувствие, что это должен быть неприятный звонок, и перед глазами возникло лицо отца. Я медленно сняла трубку.

– Алло. – Однако это оказалась Ёко.

– Тётя и дядя дома?

– Нет. Папа сломал ногу и сейчас в больнице. Мама как раз пошла к нему. Вот как не повезло ему, – рассмеялась я.

Но Ёко промолчала и затем сказала:

– Что-то странное происходит с Цугуми.

Я молчала. Мне вспомнилось белое лицо Цугуми, когда я в последний раз была в больнице. Тогда она утверждала, что скоро умрёт. Значит, действительно предчувствия никогда её не обманывают.

– Странное? – наконец вымолвила я.

– До последнего момента врачи говорили, что всё будет в порядке, но со вчерашнего дня она почти всё время без сознания. У неё высокая температура, и состояние резко ухудшилось.

– Её разрешают навещать?

– Сейчас нет. Но я и мама всё время находимся в больнице.

Голос Ёко звучал спокойно, и чувствовалось, что она ещё не способна поверить в самое худшее.

– Всё понятно. Завтра утром я еду с первым поездом. Независимо от её состояния мы будем по очереди дежурить около неё.

Мой голос в противоположность тому, что творилось в моей душе, звучал спокойно и убедительно, как будто я давала клятву.

– Ты сообщила Кёити?

– Да. Он сказал, что сразу приедет.

– Ёко, – сказала я, – если что-нибудь случится, сразу позвони мне, хоть ночью.

– Да, я поняла. – И она положила трубку. Когда я рассказала о звонке вернувшейся из больницы маме, та предложила поехать вместе, сказав, что отца завтра выписывают.

Я перенесла телефон в свою комнату и поставила его около подушки… Вдруг он зазвонит? В эту ночь мой сон был каким-то поверхностным, в полудрёме проносились отрывочные картины прошедшего лета, и я всё время ощущала присутствие телефона, который вызывал неприятные холодные ассоциации с покрытой ржавчиной металлической массой.

Во сне появлялись то Ёко, то Цугуми, но даже в этих раздражающих разрозненных сценах появление Цугуми вызывало у меня священное и приятное чувство. Цугуми, как всегда с недовольным лицом, разглагольствовала о чём-то на берегу моря или в гостинице, а я, испытывая беспокойство, была рядом с ней. Как всегда, я была рядом с Цугуми.

Лучи утреннего солнца светили мне прямо в закрытые глаза, и я со стоном проснулась. Телефон не звонил. С волнением думая о Цугуми, я раздвинула шторы. Было великолепное утро. Осень действительно наступила. Голубовато-фиолетовое небо простиралось, насколько хватало глаз, деревья равномерно раскачивались на ветру. Всё было наполнено запахами осени, и перед глазами открывался бесшумный, прозрачный мир.

Я уже давно не видела такого яркого утра и некоторое время смотрела на до боли красивый, открывшийся из окна вид.

Мы не знали, как обстояли дела у Цугуми, но за завтраком решили всё же поехать к ней.

В это время раздался звонок от тёти Масако.

– Ну, как у вас там дела? – спросила я.

Тётя прореагировала немного сконфуженным тоном и рассмеялась.

– Всё в порядке? – переспросила я.

– Дело в том, что ничего такого страшного не было. Ей сейчас лучше. Похоже, что мы всё преувеличили, – ответила тётя.

– Это действительно так?

У меня было такое чувство, что все силы покинули меня.

– Вчера к вечеру ей неожиданно стало очень плохо. Такого уже давно не было, и мы сильно перепугались. Доктора тоже были очень встревожены и сделали всё возможное. Они сами были поражены волей к жизни, которую проявила Цугуми. Был момент, когда никто не мог сказать, чем это кончится. Но сегодня утром она спит так спокойно, как будто всё вчерашнее было вымыслом… Со здоровьем Цугуми до сих пор разное случалось, но такого ещё не бывало. Конечно, может произойти любая неожиданность, однако… – со смирением, но бодро сказала тётя Масако и продолжила: – Простите, что мы подняли такой шум. Если что случится, мы сразу позовём вас на помощь. Мария, ты можешь сегодня не приезжать, лучше спокойно отдыхай. Ещё раз извините, что заставили вас так волноваться.

– Хорошо, что всё так обернулось, – обрадовалась я.

Вздохнув с облегчением, я почувствовала, как что-то тёплое обволокло моё сердце, как будто кровь вновь начала циркулировать в застывшем теле. Передав телефон матери, я вернулась в свою комнату и вновь залезла в кровать. Я закрыла глаза и, с удовольствием слушая доносящиеся издалека звуки голоса мамы, задремала. На этот раз сразу же пришёл крепкий сон, глубокий и приятный.

Спустя несколько дней днём позвонила Цугуми. Как только я подняла трубку, как из неё донесся голос Цугуми:

– Привет тебе, недотёпа.

Внезапно я поняла, что не могу себе представить, как я могу потерять этот дорогой для меня голос, к резкому и высокому звучанию которого так привыкла. Из трубки слышался многоголосью гам, выкрикивание чьих-то имён, детский плач.