Доналд Бартелми - Король

– Какова была аргументация?

– Я доказывал, что идея бывшего рая, потерянного и могущего вновь стать обретенным либо в этом мире, либо в следующем, расходится с моим опытом.

– С личным опытом.

– Да. Я не был счастлив даже в материнском чреве. Чрево для меня было далеко не раем. Я отчетливо помню. Мать моя была современной личностью – даже передовой , пусть вам это и покажется странным. Ей нравился Альбан Берг, человек, написавший „Воццека“. И я был вынужден многократно слушать в утробе не только это произведение, но и „Лулу“, что еще хуже, с точки зрения эмбриона. Если оставить эти ужасы в стороне, у меня была поэзия Уиндэма Льюиса, владельца „Взрыва“. Так назывался его журнал. Вы бы так назвали собственный журнал – „Взрыв“? Раскалывал сознание напополам, это уж точно. Эта нахрапистая художественная мелюзга со своим самомнением, каждый стих – чуть ли не все Творение целиком. И мне приходилось все это слушать. Во чреве. Более того, в кровеносную систему проникали разные странные вещества – вам, к примеру, известно, что такое киф?

– Понятия не имею.

– Ваше счастье. Коротко говоря, срок в утробе стал для меня адом, но как только я исторгся наружу, оказалось, что и более крупная арена ничем не лучше. Я не хочу, разумеется, жаловаться, я просто пытаюсь внушить вам мысль…

– Нет-нет, – сказал сэр Роже. – Продолжайте. Я предполагаю, мы должны выполнять сейчас миссию поиска и уничтожения противника, однако ваши соображения меня крайне интересуют.

– Ну и молодец, – сказал Синий Рыцарь. – Основное противоречие, которое я засек – или чувствовал, что засек, – относилось к сфере ценностей драматических. Рай, Грехопадение, возвращение в Рай – это не история. Слишком симметрично. Нет поворотов сюжета. Просто Рай – чпок, Падение – чпок, и снова Рай – чпок. А у меня было очень сильное ощущение, провидение, если угодно, что если Рай и обретать снова, там должна быть музыка Дариюса Мийо и фрески итальянских футуристов.

– Но нам же есть к чему стремиться, – сказал сэр Роже. – Это же здорово – когда есть к чему стремиться.

– Не спорю. Например, к Граалю.

– Но Грааль-как-бомба… Мне это не нравится.

– А кому нравится? Но вникните в логику. В прежние времена бомбардировка имела ту или иную военную цель: вывести из строя железнодорожное депо, разгромить неприятельские фабрики, закрыть доки – такие вот вещи. Сегодня же все иначе. Сегодня бомбардировка призвана стать опытом познания. Для бомбардируемых. Бомбардировка – это педагогика. Гражданин с палочкой белого фосфора на собственной крыше задумывается вполне всерьез, хочет ли он и дальше продолжать войну.

– Тоже, наверное, правильно.

– Сейчас идет гонка, – сказал Синий Рыцарь, – за обнаружение Грааля. Противная сторона рьяно взялась за дело, уж вы не сомневайтесь. А лично я неравнодушен к кобальту. Он синий.

– Мистер Пиллзбери из „Спектейтора“, сир, – сказал сэр Кэй. Входючи Пиллзбери – высокий молодой человек в полевой форме.

– Сир.

– Мистер Пиллзбери.

– Любезно с вашей стороны, что согласились меня принять. Надеюсь, я не отниму у вас много времени. Во-первых, люди желают знать, почему вы не в Лондоне. Я не выдам большой тайны, если скажу, что Мордред не сильно любим народом. Людям от него не по себе. Почему в такой трудный момент его сделали регентом?

– Имелся ряд соображений, – сказал Артур.

– Я в этом уверен.

– Я необходим на поле брани. У нас разработаны планы, о которых я, разумеется, не могу вам рассказать. Мордред, будь он симпатичнейшим человеком на свете или же нет, – весьма способный администратор. Дела королевства – в отличных руках.

– Мистер Черчилль, похоже, так не думает. На этой неделе пресса его цитировала: он говорил, что вы – анахронизм, а Мордред склонен к негодяйству.

– Кому он так сказал?

– Мне. Я это напечатал, после чего он принялся отрицать, что так говорил. Все это наделало очень много шуму. Меня удивляет, что вы не видели.

– Мы тут не поглощаем газеты, знаете ли, мистер Пиллзбери, – сказал сэр Кэй. – Это фронтовая штаб-квартира.

– Но все равно вам бы не грех выступить с заявлением, сир. Не будете ли добры прокомментировать исторический вопрос? Вы сами считаете себя анахронизмом?

– Если мистер Черчилль этого не говорил, вопрос и не встает, не так ли?

– Он это сказал. У меня осталось в записях.

– Но он говорит, что не говорил, и я вполне счастлив ему верить. Официально, видите ли, отвечать мне не на что.

– Моим читателям, – сказал Пиллзбери, – нужны – нет, необходимы – заверения в том, что престол в нынешнем столетии – по-прежнему жизнеспособная институция.

– Король, – сказал Артур. – Король, король, король. С принципиальной точки зрения – идея абсурдная: у одного парня кровь лучше, нежели у другого. Чем-то напоминает собак, собаководство. В самом деле – коней и собак. О, королем быть не очень здорово. С другой стороны, я никогда не был не королем, посему не имею представления, каково это. Может, роскошно. Удовольствие от собственной незаметности, чепуховинка в толпе людской. Даже представить себе не могу.

Не могу представить, каково быть простолюдином. В стране их навалом, а я понятия не имею, о чем они думают.

Нехорошо королю не иметь понятия о том, как думают люди. Точно так же люди понятия не имеют, о чем думаю я. Обращаясь к ним, я говорю на языке воззваний, не так ли? А язык воззваний – едва ли уютная штука, правда? Я даже могу острить, а народ не поймет шуточек. Жаль.

В той же самой вселенной дискурса, – продолжал Артур, – располагается вопрос о руководстве со всеми ему сопутствующими подразделами, а именно – государственным управлением, полководческими навыками, искусством выигрывать, демагогией, подстрекательством и тому подобным. Скипетр короля, жезл маршала, палочка дирижера, кадуцей врача, волшебная палочка мага – все это какого-то рода прутики, коими анимируется масса. В вашем случае, мистер Пиллзбери, это карандаш. Но человек должен знать, как управлять палкой, а? Нельзя же ею, проклятой, просто брать и бессмысленно махать почем зря. Все дело в запястье, а, мистер Пиллзбери?

– Сир.

– От вышесказанного недалеко ушел вопрос о том, как король управляется с теми, кто его окружает, – с его сенешалем, подсенешалями, полусенешалями и ординарными сенешалями, – а особенно эта кошмарная волокита по сохранению порядка рангов и старшинства среди вассалов. Вассалы вообще публика обидчивая, точно вам говорю. Для того чтобы не случалось никаких нарушений, конечно, имеются специальные секретари, но боже упаси вас посадить баронета, чей титул древнее, чем у его соседа, такого же баронета, как-то не так по отношению к солнцу, то есть к вам. Далее. Время в счетной канцелярии – тоска; в канцелярии можно провести несколько вечностей подряд, там всего считать – не пересчитать. Я один раз попробовал – больше ни за какие коврижки. Теперь мне всё считают доверенные помощники. Сэр Кэй, например, считает просто упоительно – таков один из его особых талантов.