Андрей Скабичевский - Плещущийся

Серега шел куда глаза глядят, поминутно сплевывая от возмущения и досады в доменную пыль, щедро покрывавшую асфальт и траву. Через полтора часа ноги незаметно для обладателя вынесли Серегу на еще недавно родную остановку «Прокатный Стан». Очень хотелось поделиться своей бедой с бригадой. Больше было не с кем. Мать вряд ли поймет все правильно, начнет сразу винить во всем сына, а тут и без неё настроение препаршивое. На свой рабочий участок Щавель решил не ходить, он легко мог там столкнуться с Триппером или того хуже Мищуком. А их видеть Серега сейчас хотел меньше всего. До конца смены оставалось часа три. Несостоявшийся газорезчик решил скоротать их сидя в тени куста акации, находившегося рядом с заводской оградой. В начале четвертого через проходные повалили первые люди. Серега знал по опыту, что это те люди, которым не нужно было мыться в бане. По заводским меркам получить такую должность считалось все равно, что вытянуть счастливый билет. В бане не мылись люди, которые в условиях завода оставались чистыми: кладовщики, инструментальщики, табельщики, дежурные электрики или водопроводчики, в чью смену не случилось ЧП, халявщики и халтурщики всех мастей и калибров, пользующиеся особым расположением старших мастеров или начальников смен. Большинство рабочих, переступивших проходную, сразу же направлялись в трактир «Маргарита» – большое питейное заведение, отделанное белым пластиком. «Сегодня же зарплата», – вспомнил Щавель, и нос его тотчас же отчаянно зачесался, а рот наполнился едкой слюной. Наконец, спустя еще минут сорок, показались люди с Серегиного участка. В том числе и его бригада в неполном составе, уверенно и целеустремленно словно спартанцы, шедшая в трактир «Маргарита». Серега рванул к ним. В тот момент они казались ему такими родными, такими близкими. Увидев лицо своего коллеги, бригада остановилась, вопросительно ожидая новостей. Щавель решил про свою примету в счастливый трамвай умолчать и начал свой рассказ сразу с того места, где начальник цеха предложил трудовому коллективу конторы проголосовать за дальнейшее Серегино будущее и два человека (он не стал уточнять их должности) сразу же распознали в нем нормального адекватного сотрудника. Затем срывающимся голосом он рассказал про сволочной поступок безымянного дрыщеватого инженеришки. Когда дошла очередь до подлости гниды Мищука, Серега не выдержал и расплакался. Бригада была явно удивлена, хоть удивление и вызвали скорее слезы коллеги, чем вполне вероятное увольнение. Костян Логунов матернулся, бригадир Кобчик обозначил свои эмоции звуком: «Ё-ё, ’мля!», Паша Тихоход привычно молчал, но смотрел сочувственно, прекрасно понимая, что в вероятном будущем вполне может разделить участь коллеги. После Серегиного рассказа бригада минутку помялась, как бы отдавая дань сочувствия коллеге, а потом Костян справедливо резюмировал:

– Ну, что теперь делать? Идем, накатим, хуже уже не будет.

Все, включая Серегу, согласно закивали. Бригада, теперь уже в полном составе, переступила порог трактира «Маргарита». В помещении находился бар и двенадцать широких деревянных столов в обрамлении таких же широких деревянных лавок, за которыми могло расположиться до восьми человек. Однако, несмотря на весьма значительную пропускную способность заведения, в данный момент все двенадцать столов были занятыми самыми разными компаниями рабочего люда от восемнадцати до шестидесяти пяти лет. Бригаду бетонщиков такое положение дел не смутило. В дни зарплат подобные аншлаги в питейном заведении привычное дело. Благо на дворе было лето – вместо того, чтобы сидеть в шумном прокуренном баре, можно провести время на природе за неторопливым и обстоятельным разговором. Коллеги купили в трактире три бутылки водки, двухлитровую бутылку «Тархуна», пять пластиковых стаканчиков (четыре под водку и один под «Тархун») и шесть пирожков с горохом. С Сереги как с пострадавшего деньги не брались, трудовая солидарность в бригаде Александра Кобчика поддерживалась на достаточно высоком уровне. Шесть пирожков на четверых объяснялось простым фактом: Паша Тихоход не закусывал. Однажды по телевизору он увидел передачу о купировании опьянения разными кислотами, жирами, белками и углеводами, и по-новому, теперь по-научному, открыл для себя народную мудрость – закусь убивает градус. Паша был достаточно прижимист в средствах, поэтому вывел для себя весьма логичную закономерность, которой и придерживался: если не закусывать, опьянение придет раньше и держать будет дольше. Однажды в том же трактире «Маргарита» он чуть не устроил скандал, когда продавщица после купленных Пашей 150 грамм водочки придвинула ему закусить блюдце с нарезанным дольками лимоном, входившими в стоимость водки. Тихоход, просмотревший передачу пребывая, как всегда, в астрале, естественно, не запомнил ни необходимой концентрации лимонного сока, ни дозировки витамина С, нужной для снижения алкогольной интоксикации. Единственный вывод, который он сделал – лимон забивает действие водки. Поэтому когда он увидел жест продавщицы, он решил, что та просто хочет на нем нажиться, подсунуть ему лимон, чтобы Пашу не «вставило» и он купил себе еще 150 грамм водки. Это был тот нечастый случай, когда окружающие слышали Пашину речь. Он вытаращил глаза, тыкал в злополучное блюдце пальцем и выкрикивал слово «лимон», как выкрикивают «пожар». К сожалению, в тот момент среди посетителей заведения не нашлось ни одного человека, который мог бы разгадать в крике Тихохода последствия научно-познавательной телепередачи. Пашу посчитали дошедшим до состояния «белой горячки». Такое в трактире бывало. Не часто, но бывало. Потому бетонщика, пострадавшего от бремени знаний, взашей выпихнули из заведения.

Недалеко от трактира «Маргарита» был небольшой пустырь, на котором с незапамятных времен лежали штабелями бетонные плиты где-то на уровне коленей. Вот на этих плитах, предусмотрительно положив под седалища картонки (профилактика простатита и геморроя), и расположилась бригада бетонщиков. По сложившейся традиции, выложив незамысловатую закуску на заранее приготовленную газету, бригадир налил всем по первой. Первая, согласно заводским обычаям наливалась по «Марусин поясок» – то есть до верхней горизонтальной линии пластикового стаканчика. Первый тост надлежало говорить старшему. Бригадир Кобчик выплюнул окурок «Примы», подпаливающий ему ус, посмотрел на Серегу и торжественно, но поучительно пробубнил:

– Ну, эта, ’мля… Ничо страшного… Все будет хорошо, ’мля!

Серега все сердцем прочувствовавший искренность тоста, одобрительно буркнул: «Быть добру!», выдохнул и махом залил в себя содержимое стаканчика.