Алексей Рыбин - Черные яйца

Я не буду глядеть на его ноосферу. У меня своих дел по горло. Мне нужно грузчика Славика завалить.

Чего проще.

Двоих поставил у его парадняка – эти ребята не промахнутся. Витек и Рыба. Если что – сольются оба в «Матросскую тишину». Забаксаем за них, понятное дело, ребята молодые, горячие, нужные. Первая проба у них. Мокруха, как они сами говорят. Я это слово давно забыл. Вспоминаю только тогда, когда вот такие пацаны шепелявят: «На мокруху нас подписываешь, командир?»

Какая вам разница, пацаны, убивать, или просто морду бить – один черт. Черт – он за нас...

Я сижу в машине – говно машина, не моя, вишневая «девятка», которую я взял сегодня, – из Петропавловска-Камчатского угнала братва, специально для меня. Смотрю.

Объект к парадной подошел. Витек первым выстрелил – молодец, будет толк из него, не мандражирует, держит себя. Рыба контрольный сделал – тоже соображает... Ну, садитесь, парни, в машину, быстрей, быстрей...

Хорошо. Молодцы. Поехали.

Ранним утром переходить Садовое кольцо – одно удовольствие. Иди где хочешь. Ментам это давно по фигу. Вот если под машину попадешь – тогда для них головная боль и начнется. Но в это время суток такое вряд ли возможно. Если только специально подловить бедолагу-водилу. Подкараулить и нырнуть неожиданно под бампер. Или на капот. По желанию.

Но водитель нынче ушлый пошел. Без тренировки, с первого раза, вот так, на таран пойти – не каждый сдюжит. Да и машины не те, что прежде. Юркие падлы, руля слушаются, тормоза держат – это вам не «лохматки» семидесятых – под те только ленивый не попал бы.

Да и водители – трусливые стали, берегут свои тачки. Головой ведь можно так капот срубить, что одного ремонта выйдет на месячную зарплату банковского клерка. Да еще штрафы, да подмазать там кого... В общем, сплошной геморрой. Так что под машину – дохлый номер. Особенно, в это время суток. Когда дорога пустая, когда все видно за версту. Днем – еще куда ни шло, но в это время суток – хрена лысого.

В это время суток можно под автобус. Можно. Попробовать то есть, можно. Но тоже шансов мало. А вот под троллейбус – это да. Под троллейбус – самое то. Ползет он, ползет, можно рядом с ним пешочком, пешочком, а потом – р-р-раз! Бросок вперед, потом прыжок в сторону, да с разворотом, этаким чертом, двойным тулупом, короче, загляденье.

Собственно, Анне Карениной, к примеру, в наши дни разве только под рогатого. Она же старенькая, уже совсем старенькая была бы. Да и не в этом дело. Приличный вокзал сразу скажет – «отказать». На перрон без билета не пустят. А старенькой Анне в очередях маяться... Нет, не пошла бы Анна на приличный вокзал. А на неприличный – туда, где без билета можно под поезд, – дворянская кровь не пустила бы.

Нет, только к троллейбусу пошла бы Анна. Есть в этом некий вызов. Вот вам, мол. Эпатаж, мать его.

Мысли о старенькой Анне, разметавшей юбки, залихватским «двойным тулупом» уходящей из жизни под старый троллейбус, заставили Огурца непроизвольно улыбнуться.

А почему, собственно, старый? Лужков следит за общественным транспортом столицы, машинный парк обновляет регулярно. Да нет, конечно же, старый должен быть. Есть в этом стиль. Есть литература. Да и живопись, наверное. Постфактум.

Огурцов ступил на тротуар. Теперь от клуба «Флажолет» его отделяла двойная асфальтовая граница. И хорошо, что отделяла. Он и так уже давно отделился. Все отделились. По-настоящему. А сейчас Кольцо, выступив неким асфальтовым символом, пролегло запретной полосой и обозначило это отделение визуально.

Мимо Огурцова прошуршал «мерседес». Не бог весть что, но все-таки... «трехсоточка». Огурцу такого в жизни уже не купить. Это вам любой скажет – до сорока хорошей машины не купил – забудь. Так и будет на своем «форде» битом рассекать под «Кобелиную любовь» из старых динамиков и воевать с долбаным замком левой дверцы.

Вот тоже – едет куда-то, ни свет ни заря. На «трехсоточке». А Огурец – на обочине. Как символично, блин.

– Слышь, мужчина.

Был во «Флажолете». Слушал рок. Понравилось? Понравилось. Что самое паскудное-то – понравилось. Молодые парни, один – просто теленок, тут и про молоко на губах вспоминать нечего, и так видно, что портвейну не нюхал в жизни, одно это молоко сраное да шипучку ядовитую жрет с утра до ночи. Точнее – с ночи до утра. А так давал, такого джазу, что мама не горюй.

– Слышь, друг... А вот интересно, если сейчас в «Пекин» зарулить – дадут пожрать? Во «Флажолете» тоже можно было пожрать, но жрать там не хотелось. Там слушать хотелось. Там необычно было. Интересно. А в «Пекине» – там только жрать. Место для жранья. Самое то. Как всегда было – захотел жрать – идешь в «Пекин»... Как двадцать лет назад, с Кудрявцевым, с Лековым. Черт бы его взял. Да, собственно, и взял ведь... А во «Флажолете» выть хотелось. Где ты, урод, Василек, где ты, мудак, просравший все, что имел, и чуть-чуть еще у товарищей прихвативший, когда во вкус просиранья вошел? Что бы ты сказал, когда этих сосунков, этого теленка, этого в жопу трезвого рокера послушал?

Нет, должны же в «Пекине» круглосуточно кормить, Москва это или не Москва? Обязательно должны.

А этот сосунок, как он легко все, как правильно... Именно так, гаденыш, играл, как они тогда хотели. Ну, положим, у Лекова получалось. Когда не очень пьяный был. А если бы он чаще был не пьяный – был бы он Лековым? Хер знает, кем бы он был, но только не Васильком. Пан или пропал, короче. Панк или пропалк. Получается, что пропалк.

А ни хрена бы ты, Леков, ни хрена бы не сказал. Либо понты кинул, либо просто нажрался мгновенно, как только ты умел. А скорее всего – и то и другое бы, в комплекте, в твоей, всем известной фирменной упаковке – с матюгами, с битьем посуды и товарищеских лиц, с разрыванием в клочья платьев интересных дам. С лековщиной, короче. Что тебя сгубило? Лековщина? Очень может быть. А может – нет.

Нет, конечно, в «Пекине» накормят. Или – ну его? Вот та же Анна – если бы она все-таки решила под троллейбус тулупом – пошла бы она сначала в «Пекин» зажевать чего-нибудь напоследок? Схарчить лангет-другой? Жюльенчик навернуть? Или по-плебейски, с нищенски пустым желудком дала бы на Садовом акробата-камикадзе? Нет, дворянская кровь непременно бы ее сначала в «Пекин» погнала. Бланманже, Дом Периньон, бекасов по-нормандски, устриц, икорочки, нет, икорочка – это для купцов, да под троллейбус с икорочкой в животе как-то не очень эстетично. То ли дело – с бекасами по-нормандски. Сразу увидят люди – аристократа задавили. А то – икорочка... Тьфу, скажут люди, совсем зажралась. С жиру бесится. А про бекасов такого не скажут. Они незаметные, ну птица и птица, только знающий человек оценит. «Бекас», – подумает знающий человек. Значит, причины у бабки серьезные были... С бекасами-то под троллейбус.