Эдуард Лимонов - Священные монстры (портреты)

Бальзак уже пишет по науке реализма, он подробно описывает каждый буфет, его размеры и каждую его полку, дерево, из которого он сделан. Помню, что на уроках французского в средней школе № 8 г. Харькова нас - учеников истязали, заставляя читать адаптированный отрывки из романов Бальзака, именно описание буфетов, комнат, стульев, столов и картин. Считалось, по-видимому, что такой метод поможет нам освоить нужную нам бытовую терминологию. Когда нежданно-негаданно, 37 лет от роду я оказался в Париже, мне все пришлось учить заново.

Бальзак интересен не буфетами. Современный читатель глотает описательные страницы, не читая. Он гениален типами. Союз молодого Растиньяка и Вотрена у постели папаши Горио, вызов Растиньяка Парижу: "Et maintenant, a nous deux!". А сейчас, между нами двоими! - великолепные страницы молодого реализма. Чуть позже на той же почве, как Бальзак в Париже, в новом завлекательном городском мире мегаполиса 19 века, обнаружил своих героев в Санкт-Петербурге Достоевский. В известном смысле это параллельные писатели. Растиньяк - хладнокровный и удачливый Раскольников.

Первый город мира, вавилонское столпотворение улочек и двориков, Париж, вызвал к жизни новую эстетику: городскую. В поэзии раньше всех и ярче всех заявил ее Бодлер, в прозе - Бальзак. Это из Бодлера из "Цветов Зла" вышли Лотреомон и Рембо, а из Бальзака преспокойно вышел черный Селин и, развивая тему каторжников, стал большим и оригинальным писателем Жан Жене.

Толстый господин обжора и обпивоха, любитель кофе (существует даже обывательское мнение, что от кофе он и умер) всяких побрякушек, вертлявый мсье француз был Великим Писателем. И наблюдателем. Он раздвинул границы наших знаний о человеке и обществе.

Когда в 1980 году в мая я приехал в Париж, это был еще бедный город. Старые дома кое-как приспособленные к жизни еще имели общие туалеты на лестничных площадках: два чугунных башмака "сабо" над дырой. Вверху - ржавый бачок. Сантехника таких домов была на уровне если не 19-го, то начала 20-го века. Моя первая квартирная хозяйка - мадмуазель Но, вполне бальзаковская старушка прекрасно вписывалась в галерею типов 19-го века, была бережливой, аккуратной и капризной. Ее сестра - мадам Юпп, тоже могла бы украсить страницы романов Бальзака. (Обе, впрочем, находили, что я - faire garcon справедливый мальчик,, и относились ко мне неплохо.) Весь драный, латаный, серые крыши, заплесневелые трубы - старый Париж, особенно его 3-й яррондисмон, квартал Марэ вряд ли претерпел большие изменения со времен Бальзака. По воскресеньям порядочные буржуа семьями посещали кафе, и папаша - краснолицый субъект с брюшком долго водил пальцем по счету, прежде чем расплатиться, иногда прибегал к помощи калькулятора. (Вот и вся современность.) Церемонию выхода из кафе могли себе позволить далеко не все семьи. От обедающих буржуа так и несло Бальзаком, старым добрым тщеславным толстяком, его фальшивыми камнями на перстнях. Запуганные дети пинали друг друга ногами под столом.

Великий писатель работает как Бог Саваоф. Он видит вещи и явления впервые и называет их. Таким образом, Бальзак создал Францию 19 века. А так как современность никогда не бывает однородной, то живя во Франции, я помню, отчетливо видел куски различных эпох. Тогда как крупные фирмы и государственным чиновники жили в полноценном конце 20-го века, огромная часть городского населения, особенно в провинции жила еще в бедном Селиновском мире 30-х годов 20-го века, а некоторые продолжали проживать в Бальзаковском мире. Возможно, проживают и сейчас.

Франция индустриализировалась очень поздно, в 50-е годы только, до этого она была сельскохозяйственной страной. Это тоже нужно помнить, раздумывая о Франции и ее литературе.

О книге Оруэлла "1984" я написал достаточно много и подробно в "Дисциплинарном Санатории". По сути дела вся моя книга родилась из критики Оруэлловского бестселлера "1984".

Интересно, что, окончив Итонский университет, и таким образом, человек привилегированный, всю свою жизнь Джордж Оруэлл провел в среде социалистического движения, и только в последние два-три года жизни не выдержал и сдался. И сдал свои убеждения. Стал критиком своих убеждений.

Начал он с угрызений совести. Он стремился жить жизнью обездоленных: одевал нищенское платье и бродил по улицам и ночлежкам, пока не уставал. Тогда возвращался в свою квартиру и отлеживался. Он старался, по видимому, изо всех сил быть честным, но все таки возвращался. Несомненно, впрочем, что Оруэлл зашел в своих экспериментах дальше нежели любой другой европейский писатель, его бродяжничество будут похлеще голодных дней в Клиши генри Миллера и перешибают даже мрачного Селина. Книга "Down and out in Paris and London" незаслуженно забыта.

Оруэлл много писал для левых газет и журналов. У него были свои колонки литературной критики. Он прилежно, десятилетиями трудился поденно. Был он и честным партийцем, членом троцкистской по сути своей партии. Как таковой ездил в командировку изучать быт бастующих работяг и написал отличную книгу "Wigan's peer" (возможно, тут я делаю ошибку в правописании "Виганский пирс". - то есть куда причаливают суда). В 1936 году поехал в Испанию воевать, с синим чемоданом. Ехал через Париж, в Париже зашел к Генри Миллеру, книгу которого он восторженно рецензировал: Миллер дал ему теплое пальто. Оруэлл почему-то воображал, что в Испании должно быть очень тепло. В Испании Оруэлл сидел в грязном окопе долгое время. Фронт не двигался. Когда задвигался, Оруэлл неудачно высунулся из окопа и пуля попала ему в горло. Попала удачно, однако месяц он не мог говорить и был отправлен в тыл на лечение. В тылу в Барселоне он попал в разгар военных действий между анархистами и коммунистами. Впоследствии Оруэлл написал об этих братоубийственных событиях отличную книгу "Прощание с Каталонией". Вернувшись в Англию, опять засел за рецензии чужих книг, перемежая работу рецензента, написанием романов. Романы получались довольно посредственные.

Дико курил, страдал от туберкулеза, который он, скорее всего, подхватил где-то в ночлежке во время своих бродяжничеств. Жил холостяком, один, хотел жениться, предлагал многим девушкам руки и сердце, но женился поздно, был уже старше 45 лет и его жена стала его вдовой. Помимо рецензий, он участвовал и во внутрипартийной и межпартийных полемиках.

И вдруг "1984" и "Ферма животных" - две жуткие сатиры на ССР и на все социалистическое движение, сатиры на социалистическую Утопию, на которую работал и которой молился всю сознательную жизнь. Зачем? Со страстью, с которой мочит своего двурогого бога доселе приносивший ему жертвы дикарь, Оруэлл растоптал в прах социализм. Особенно оскорбительно звучит "Ферма животных". Худой, сутулый, хлипкий, с вечной сигаретой, он продолжал стучать по клавишам машинки и в больнице. "1984" переиздали множество раз. Начиная с 1948 года, когда он вышел впервые и до 1951, год смерти Оруэлла, роман выдержал, если не ошибаюсь, больше двадцати изданий.