Эдуард Лимонов - Священные монстры (портреты)

Хотя они и делили мир по сферам влияния, ясно было, что Рудольф существо более высшего порядка, чем Барышников. Миша - трудяга и плебей, с короткими ногами, не имел и грамма той аристократичности и талантливой дерзости, которая видна была в Нуриеве. Как арабский гордый скакун и орловский рабочий тяжеловоз, отличались эти две звезды. Барышников тоже снимался в фильмах, но что это были за фильмы - политизированная агитка о танцоре из Питера, который в поисках свободы, бежит из СССР на Запад. Тьфу, гадость какая! Когда смотрел, было стыдно за него.

Как-то я заметил, что Нуриев пропал. Пропал из журналов, из светской хроники. Однажды, пришел мой приятель рыжий художник Игорь Андреев и сообщил, что теперь он гуляет по утрам по набережным Парижа с Рудольфом Нуриевым! Я ему вначале не поверил, но оказалось, что да. Игорь, он женился на француженке, и ее родители купили им квартиру вблизи Pont Neg - в самом центре Парижа. У Игоря родился ребенок, потому он каждое утро брал коляску и вывозил ее на набережную. Там на набережной Вольтера ему неизменно встречался человек в куртке с капюшоном, и они бродили, разговаривая. Игорь познакомился с ним сам. Игорь Андреев с кем хочешь познакомится, тем более что доверие (тогда) внушал общий для обоих русский язык. По словам Игоря Нуриев выглядит плохо. Он болен (позднее мы узнали из газет, что у Нуриева AISD или СПИД по-русски). "Удивительно, - сказал Андреев, - но этот башкирский "чурка" - отличный русский патриот". Я позавидовал Игорю, посоветовал ему записывать свои беседы с Нуриевым и когда-нибудь издать книгу. Еще я попросил его взять с собой однажды на прогулку меня, но пожелание так и осталось пожеланием. В те годы меня уже захватило и загипнотизировало извержение вулкана на востоке. Я редко бывал в Париже. Я мало что запомнил из рассказанного Игорем. Якобы, к Нуриеву приехала сестра из России и, якобы, ей он завещал свою квартиру и все свое состояние. И Игорь негодовал по этому поводу, что какой-то необразованной "дуре" из Башкирии достанется квартира на набережной Вольтера...

Прошел год или больше. Некто переслал мне из Парижа в Москву газетную заметку, где сообщалось, что состоялся аукцион личных вещей известной звезды, ныне покойной, танцовщика Нуриева. Перечислялось какие вещи за сколько проданы. "Среди других, - заканчивал свою статью журналист, - на аукцион была выставлена и книга Эдуарда Лимонова "Это я, Эдичка" на русском языке с пометками Нуриева. В момент смерти она почему-то оказалась на ночном столике умирающей звезды", - с удивлением закончил журналист. Не сообщалось лишь, продана ли книга.

Так что он со мной тоже хотел познакомиться. Не пришлось. Впоследствии, в академии имени Вагановой мне показали его класс.

В шестидесятые он стал модным. В его римскую квартиру приходили испуганные молодые паломники - интеллектуалы, члены радикальных правых партий. На аудиенцию у папы традиционализма. Это как если бы марксисты могли бы трясясь от волнения нанести визит Карлу Марксу.

Старый аристократ разговаривал с робкими юношами и занимался своими делами. Расхаживал по квартире, обедал у них на глазах. Неряшливо хлестал куриный суп, принесенный батлером в краном фартуке, пил вино, обгладывал кости и утирался салфеткой. Скорее всего, он нарочно эпатировал посетителей своими манерами. Барон был хулиган, он всегда был хулиганом и тогда, когда рисовал дадаистские картины. Дело в том, что первую и международную известность барон Эвола приобрел как яркий художник дадаист. Репродукции его работ включаются и, очевидно, всегда будут включаться в обзоры дадаистского искусства.

Аристократы часто бывают хулиганами. Сикст Анри де Бурбон Пармский, самый легитимный наследник престола Франции, если бы Франция стала бы королевством, он имел бы более всех прав и занял французский престол, вел себя за столом как изголодавшийся рабочий. Мне пришлось с ним обедать пару аз. Он не церемонился, пожирал хлеб, ломая его, крошил, густо мазал маслом, пил вино с гавканием и удовольствием. Это буржуа всегда чопорно испуган. Только рабочие и аристократы ведут себя в жизни естественно.

Старый хулиган Эвола глодал курицу, бросал кости. На стенах его видели его картины, периода дадаизма. Штаб-квартира дадаистов была расположена в Цюрихе, как уже упоминалось. Там в кабаре "Вольтер" среди эмигрантов разноплеменных дезертиров и родилось движение "дада". Лидером его был румын Тристан Тцара, но мобилизованный студент медик Луи Арагон также входил в его ряды, как и барон Эвола. В кабаре "Вольтер" хаживал Ленин, и очень вероятно, что барон Эвола и Ленин были знакомы.

В двадцатые годы Эвола занялся изучением эзотерической литературы. В 1932 году он уже автор великой для традиционалистов книги: "Восстание против современного мира". Примкнув к фашистскому движению, барон Эвола нашел идеи Муссолини слишком вульгарными. Под покровительством радикальных итальянский фашистов, Эвола некоторое время издавал традиционалистский журнал. Он встречался с Гитлером, попал в Вене под обстрел и остался после этого навсегда инвалидом. Он был другом знаменитого "Черного принца" Боргезе известного героя войны, фашиста и специалиста по подводным атакам. (После войны Боргезе, опираясь на радикальные правые группировки, замышлял переворот в Италии, но переворот провалился и принц бежал в Аргентину, где и умер от злокачественной пневмонии.) Помимо "Восстания против современного мира" Эвола написал такие книги как "Скачка на тигре" (1962 г.), "Языческий империализм", "Метафизика секса". Я читал их все в 80-е годы в Париже по-французски. Позднее издательство "L'Age d'homme" переиздало "Восстание..." и "Метафизику..." Вся моя библиотека, увы, или валяется где-то в "cave" (подвале) моего друга Мишеля Бидо в пригороде Парижа, или сожжена его квартирантом - солдатом во время затянувшейся поездки Бидо в Тайланд.

Вкратце, для тех кто не слышал его имени, традиционализм Эволы сводится к следующему. Золотой век был вначале, и на лицо регресс человека от года "зиро" до сегодняшнего времени, называемом в индуистской традиции "Кали-Юга". Где-то на севере была область "Туле", где первая иерархическая кастовая структура общества впервые зародилась: король, жрецы, воины, земледельцы. Была вертикальная связь с небом. Впоследствии в мире были несколько эпох, когда изначальная структура возрождалась - Римская империя, священная империя ранней Европы, организации рыцарей-аскетов... Никакого Дарвина, разумеется, Эвола не признавал, как и я, впрочем, к социализма, также как и к этническому национализму испытывал отвращение. "Скачка на тигре" - великолепная критика современного общества. Книга оказала на меня в свое время сильнейшее впечатление. "Восстание" более общая, насыщенная эзотерической терминологией - как красивая сказка, длиной в целый том. (Написана она под большим влиянием французского ученого Рене Генона, ориентолога и эзотерика, осевшего в Каире.) "Скачка", однако, призывает к аскетическому хладнокровию монаха, а не к пробуждению ярости воина. Так что юноши, внимавшие мэтру, в то время, как он обгладывал курицу и хлебал суп, уходили от мэтра неудовлетворенными. Он призывал их к холодной позе презрения, а они хотели переделать мир по образу и подобию идеологии традиционализма. В 1969 году прогремел взрыв на Пьяцца Навоне, унесший огромное количество жизней. Впоследствии другие взрывы сотрясали Италию. Их исполнители вышли из право-радикальных организаций, следы вели в правое подполье, к ученикам мэтра Эволы. В конце 60-х начале 70-х годов следователи побеспокоили и старого барона. Его вызывали для дачи показаний. Его, впрочем, быстро оставили в покое. Левому профессору Тони Негри повезло меньше. Его обвинили в том, что он был вдохновителем, идеологом "Красных Бригад" и приговорили к 30 годам тюремного заключения. (Он, впрочем, успел сбежать во Францию, а потом на льготных условиях сдался властям.) Эволу сажать было не с руки. Старый человек, живая легенда. Да и к насилию он не призывал, только объяснял.