Стиг Ларссон - Девушка, которая взрывала воздушные замки (Luftslottet som sprangdes)

– Я понимаю.

– Вы можете во время процесса заявить, что она не больна, и потребовать дополнительной судебно-медицинской экспертизы, и тогда дело будет передано в Государственное управление судебной медицины. Но, честно говоря, при наличии этой объяснительной записки от Саландер нет никакого сомнения в том, что любые другие судебные психиатры придут к такому же выводу, как Петер Телеборьян. Ее собственный рассказ подкрепляет все документы о том, что у нее параноидальная шизофрения.

Анника Джаннини вежливо улыбнулась.

– Ведь существует и альтернативный вариант, – сказала она.

– Какой? – поинтересовался Экстрём.

– Ну, что ее рассказ абсолютно правдив и что суд решит ему поверить.

Прокурор Экстрём был явно очень удивлен. Потом он почтительно улыбнулся и погладил бородку.

*

Усевшись за маленький столик, стоявший у него в комнате возле окна, Фредрик Клинтон внимательно слушал Георга Нюстрёма и Юнаса Сандберга. Все лицо у него было в глубоких морщинах, но глаза, благодаря напряженному и сосредоточенному взгляду, казались двумя черными точками.

– Мы следили за телефонными разговорами и электронной почтой главных сотрудников «Миллениума» начиная с апреля, – сказал Клинтон. – Наблюдение показывало, что Блумквист, Малин Эрикссон и этот Кортес близки к отчаянию. Мы прочли предварительный вариант следующего номера «Миллениума». Похоже, что Блумквист теперь и сам признает, что Саландер все-таки ненормальная. Он пытается оправдывать ее в социальном плане – дескать, она не имела от общества той поддержки, которую должна была бы получить, и поэтому вина за ее попытку убить отца лежит далеко не только на ней… но эти рассуждения ведь совершенно ничего не значат. Там нет ни слова о вторжении в его квартиру или о нападении на его сестру в Гётеборге и об исчезнувших отчетах. Он знает, что ничего не может доказать.

– В этом-то и проблема, – заметил Юнас Сандберг. – Блумквист явно должен понимать, что что-то не так. Но он ведет себя так, будто ничего не замечает. Простите, но это не в стиле «Миллениума». Кроме того, в редакцию вернулась Эрика Бергер. Весь следующий номер «Миллениума» настолько пуст и бессодержателен, что представляется просто насмешкой.

– Что ты хочешь сказать… что это фальшивка?

Юнас Сандберг вздохнул.

– Летний номер «Миллениума» вообще-то должен был выйти в последнюю неделю июня. Судя по тому, что Малин Эрикссон писала по электронной почте Микаэлю Блумквисту, этот номер должен печататься на одном предприятии в Сёдертелье. Но когда я сегодня связался с предприятием, оказалось, что им еще даже не сдали оригинал. У них имеется только коммерческое предложение, полученное месяц назад.

– Хм, – произнес Фредрик Клинтон.

– Где они печатались раньше?

– В некой типографии в Моргонгове. Я позвонил туда, сделав вид, что работаю в «Миллениуме», и спросил, как далеко они продвинулись. Директор типографии отказался говорить на эту тему. Я собираюсь вечером туда наведаться.

– Ясно. Георг?

– Я прошелся по всем доступным телефонным разговорам за последнюю неделю, – сказал Нюстрём. – Странно, но никто из сотрудников «Миллениума» не обсуждает ничего, связанного с судом или с делом Залаченко.

– Ничего?

– Да. Упоминания об этом всплывают только в разговорах с людьми, не имеющими отношения к «Миллениуму». Вот, послушайте. Микаэлю Блумквисту звонит репортер из газеты «Афтонбладет» и интересуется, может ли тот как-то прокомментировать приближающийся процесс.

Он поставил на стол магнитофон.

– Сорри, без комментариев.

– Вы же участвовали в этой истории с самого начала. Ведь это вы обнаружили Саландер в Госсеберге. И вы пока не опубликовали ни единого слова. Когда вы собираетесь что-нибудь напечатать?

– Когда сочту целесообразным. При условии, что мне будет что печатать.

– Но материал у вас есть?

– Ну, купите «Миллениум» и все узнаете.

Он выключил магнитофон.

– Раньше мы как-то об этом не задумывались, но я вернулся назад и прослушал разговоры выборочно. Так было все время. Он обсуждает дело Залаченко почти исключительно в общих словах. Не говорит об этом даже с сестрой, хотя она адвокат Саландер.

– Может, ему действительно нечего сказать.

– Он последовательно отказывается делать какие бы то ни было предположения. Такое впечатление, что он круглосуточно живет в редакции и почти не бывает дома на Бельмансгатан. А если он круглосуточно работает, то должен был бы создать нечто большее, чем эта ерунда в очередном номере «Миллениума».

– А прослушивать редакцию мы по-прежнему не можем?

– Нет, – вступил в разговор Юнас Сандберг. – В редакции постоянно кто-нибудь находится. Это тоже примечательно.

– Хм?

– С того дня, как мы побывали в квартире у Блумквиста, в редакции все время кто-то есть. Блумквист там днюет и ночует, в его кабинете постоянно горит свет. Если не он, то Кортес, или Малин Эрикссон, или этот гомик… э-э, Кристер Мальм.

Клинтон провел рукой по подбородку и ненадолго задумался.

– Ладно. Выводы?

Георг Нюстрём немного поколебался.

– Ну… за неимением лучшего, я предположил бы, что они разыгрывают для нас спектакль.

Клинтон почувствовал, как волосы на голове шевельнулись.

– Почему мы не заметили этого раньше?

– Мы слушали то, что говорится, а не то, что не говорится. Мы радовались, замечая их растерянность или читая их электронную почту. Блумквист понимает, что кто-то похитил отчет о Саландер девяносто первого года и у него, и у сестры. Но что же ему, черт побери, делать?

– Они не заявляли в полицию о нападении?

Нюстрём помотал головой.

– Джаннини присутствует на допросах Саландер. Она любезна, но не говорит ничего существенного. А Саландер просто молчит.

– Но это ведь нам на руку. Чем меньше она открывает рот, тем лучше. Что говорит Фасте?

– Я встречался с ним два часа назад. Он как раз получил эти показания Саландер.

Он показал на лежавшую на коленях у Клинтона копию.

– Экстрём в растерянности. Хорошо, что Саландер не слишком одарена литературно. Для несведущего человека эта автобиография – чистый бред сумасшедшего с вымышленными заговорами и элементами порнографии. Но она бьет очень близко к цели. Абсолютно точно рассказывает, как ее заперли в клинику Святого Стефана, утверждает, что Залаченко работал на СЭПО и тому подобное. Она упоминает, что речь, как ей кажется, идет о некой секте внутри СЭПО, то есть фактически подозревает существование чего-то вроде «Секции». В целом она дает очень точное описание. Но оно, как я уже сказал, не вызывает доверия. Экстрём растерян, поскольку похоже, что Джаннини собирается положить это в основу защиты в суде.