Генри Миллер - Книга о друзьях (Book of Friends)

– Если бы только у меня был такой сын! – А рядом стоял я, «прославленный» автор порнографических романов…

Я познакомился с Винсентом за несколько лет до этого в Биг-Суре. Кажется, мы некоторое время переписывались – он работал тогда в авиакомпании TWA, писал мне из разных уголков мира и присылал красивые подарки. А потом, поскольку в радиооператорах отпала необходимость, он потерял работу, но вскоре нашел новую – в нефтяной компании в Техасе. Я никогда толком не понимал, чем именно он занимается.

Из своих путешествий Винсент вынес прекрасное знание французского и португальского, думаю, он также говорил по-итальянски. У него были способности к языкам.

Наконец он объявился и у нас, в Биг-Суре, нагруженный подарками для меня и детей.

Такого парня, как Винсент, легко было полюбить. Рос он в крайней нищете, однако умудрился все же поучиться в колледже – в Вако, штат Техас. Дома у него было не слишком благополучно, и это оставило на нем свой след. Подозреваю, что одна из его добродетелей – постоянное стремление быть кому-нибудь полезным – происходила именно от домашних неурядиц, бедности и заброшенности. Например, он только в шестнадцать или семнадцать лет смог купить себе первые ботинки. Его семья настолько нуждалась, что они снимали комнату у негров. Другими словами, бедные белые были беднее бедных черных.

Португальский язык Винсент выучил в Бразилии, где прожил некоторое время. Когда спустя несколько лет мы оба очутились в Португалии, я полностью положился на него. Во время совместной поездки во Францию я убедился, что французский у моего приятеля столь же безупречен.

К этому времени мы были знакомы уже несколько лет. Отправляясь на время за границу, я не искал лучшей кандидатуры на роль секретаря, шофера и напарника, поскольку мой друг обладал всеми необходимыми качествами.

Мы так сдружились еще и потому, что Винсент читал хорошие книги, умел и любил обсуждать их. (Сам он никогда не пробовал писать, хотя письма его были диво как хороши.) Читал он на трех языках и обладал прекрасной памятью.

Я прожил некоторое время в Рейнбеке близ Гамбурга, потому что влюбился в одну из помощниц Ровольта – Ренату Герхардт. Одновременно с этим на горизонте появился мой старинный дружок Эмиль Уайт, направлявшийся в свой родной город, Вену, а за несколько месяцев до того мы с Винсентом взяли напрокат старенький «фиат», который я оставил у еще одного моего приятеля Альбера Майе в Ди, во Франции. Винсент перегнал его в Рейнбек и дожидался меня.

Тем временем мы с Ренатой решили соединить наши жизни где-нибудь за пределами Германии, лучше всего во Франции. У меня тогда водилось достаточно денег, чтобы купить дом и даже ферму к нему. По-моему, подробности этой душещипательной истории я уже где-то излагал. (Винсент вспомнил бы где, а я вот не могу, но сейчас он в Луизиане, и я не знаю его адреса.) В общем, мы трое попрощались с Ренатой и ее детьми, убежденные, что найдем что-нибудь подходящее. Однако вышло так, что мое отсутствие затянулось на восемь или даже девять месяцев. Вернувшись в Рейнбек, так и не достигнув цели, я нашел там совершенно другую Ренату. Она была холодна и равнодушна к нашей одиссее и, очевидно, ко мне самому.

Теперь, глядя на ту историю из дня сегодняшнего, я понимаю, что был гораздо сильнее увлечен путешествиями, чем поиском нового дома. Мы исколесили всю Германию и Австрию, затем юг Франции, изъездили вдоль и поперек Руссильон, прокатились по Италии, захватили и Швейцарию (в особенности бассейн реки Тичино) и оказались наконец в Португалии. Из всей этой фантастической поездки мне лучше всего запомнилась яростная битва Винсента с насекомыми: клопами, москитами, мухами, тараканами и прочей дрянью. Очень хорошо помню, как в каждом номере отеля Винсент первым делом сдергивал одеяло с кровати, чтобы убедиться, что в ней нет клопов. Мы всегда спали в одной комнате, но, разумеется, его кровать просто кишела всякими тварями, тогда как в моей не находилось ни одного, даже самого маленького клопа.

Однажды мы заехали в одну деревушку на юге Франции, где жил Пабло Казальс, в надежде встретиться с ним, однако он уже уехал в Пуэрто-Рико. Это была красивая, немного сонная деревушка, и я, без видимой причины, вдруг предложил сходить в церковь и помолиться. Мы вошли и опустились на колени, но Винсент вдруг вскочил и выбежал из церкви. Я тоже поднялся и отправился на его поиски. Неподалеку от церкви находился общественный туалет. Я вошел и позвал его по имени. Из одной кабинки высунулась рука. «Я здесь! – раздался голос. – Я ищу этих чертовых клопов, в церкви их полно». Он был полностью раздет и внимательно изучал каждый клочок одежды.

Что касается насекомых, то хуже всего дело обстояло в Вене и Будапеште – там водились все разновидности, а в Афинах, когда включаешь свет в туалете и ванной, было видно, как в разные стороны разбегаются тараканы – громадные, сволочи, наступишь – и раздается противный хруст.

Чуть не забыл, мы пересекли еще и всю Испанию, в основном на поезде. От Лиссабона и до французской границы беспрерывно лило как из ведра; впрочем, это не мешало нищим мальчишкам стоять вдоль дороги с протянутой рукой и скорбно-голодным выражением на лице.

Ну что ж, я потерял возлюбленную, зато отлично прошвырнулся по Европе. В Гамбурге я сел на самолет и вернулся домой. Куда из Рейнбека отправился Винсент, я не помню. Следующей новостью от него стало известие о том, что он женился на француженке, их дочери сейчас лет шесть или семь. Дважды он пытался заняться сельским хозяйством: один раз – на юге Калифорнии, другой – на севере штата Нью-Йорк. В Калифорнии ему сначала мешала нехватка воды, а когда через год или чуть позже воду наконец обнаружили, не хватило уже средств. Невезуха, одно слово! Но вообще-то Винсент только с ней, родимой, и знался: потеря работы в TWA стала для него первым ударом. (Неплохо ему, наверное, жилось в Бразилии, где он совершенствовал свой португальский.) Через несколько лет после этого нефтяная компания отправила его вместе с семьей на Мальту, и, судя по его письмам, не слишком-то там было весело. Я же говорю, невезение преследовало его по пятам, а на Мальте просто-таки накрыло с головой. Винсент ехал вечером в машине с женой и дочкой, как вдруг колесо автомобиля угодило в незнамо откуда взявшуюся яму. Больше всего пострадала его жена; ребенок, к счастью, остался цел и невредим. Если бы что-нибудь случилось с девочкой, Винсент этого не перенес бы – он просто души в ней не чаял и все время присылал мне в письмах ее фотографии.

В любом случае, вернувшись в Америку, он поселился в маленьком городке на севере штата Нью-Йорк и снова попробовал свои силы в фермерстве. В этом деле он был, конечно, новичок – с него сталось бы взяться за садоводство в пустыне. Хорошо помню, как в южной Калифорнии он обходил свои посадки с маленькой кружкой воды в руках. Когда Винсент был подростком, ему приходилось вставать в три-четыре часа утра, чтобы поймать тележку молочника, который подкидывал его до колледжа. Приехав в колледж, он досыпал на газоне или на ступеньках здания. Европейцу не понять, какая нищета царит в этой стране не только среди черных и мексиканцев, но и среди белых.