Владимир Лорченков - Клуб бессмертных

Но я не встречал драматургов, которые не гордились бы своими пьесами.

Поверьте, мои рассуждения вовсе не так зыбки, как вам кажется на первый взгляд. Я выверил их неоднократно. Да, в них есть что-то общее с мыслями Аристотеля относительно количества лапок у мухи. Но разве Аристотель оказался не прав? А раз выводы Аристотеля верны, значит и его рассуждения, которыми он пришел к этим выводам, – верны.

Фриних – с ударением на второе «и» – написал пьесу «Взятие Милета». На тот момент Афины еще не воцарились в Аттике и не стали единственным городом – владыкой морей и торговли. Поэтому пьеса не о победе афинян над Милетом, как вы могли бы подумать. Пьеса – о победе над Милетом персов, которые сравняли город с землей, перебив почти всех его жителей. Афиняне неоднократно брали другие города, уничтожая их жителей. Постановка «Взятие Милета» вызвала у них бурю эмоций. Преобладали слезы. Вот как пишет об этом единственная на тот момент газета города «Вечерние Афины»:

«Необычайный талант гражданина Фриниха явился всему достойному и великому городу Афины премьерой спектакля по его пьесе „Взятие Милета“. Острая постановка, великолепная игра актеров, а главное, очевидный талант автора – все это, вкупе с великолепными декорациями, произвело на зрителей небывалое впечатление. Отметим также великолепные пирожки и медовые пышки, которые подавали в антракте работники лавки Полифема – пекаря, который, как и драматург Фриних, в этот день превзошел самого себя!»

Вот так. О содержании – ни слова. Но нам доподлинно известно, что зал, потрясенный недавней гибелью города Милет, испытал катарсис. Именно этого и добивались драматурги. Все, со времен Фриниха. Афиняне рыдали и аплодировали.

И приговорили его к штрафу в десять талантов за «напоминание о бедах родины».

Это были те же самые люди, которые днем раньше аплодировали в театре. Мы не можем даже свалить все на судей. В Афинах афиняне и были судьями. Это единственное достижение греческой демократии, о котором нам доподлинно известно. Достижений греческой драматургии было куда больше. Но не мне об этом судить: я юрист. Я могу только судить о правовой стороне дела и о степени тяжести наказания, понесенного драматургом. Фриних легко отделался. Не будь он популярным драматургом, наказание было бы куда тяжелее. В то же время будь Фриних неизвестным и нелюбимым драматургом, его пьесу вообще бы не поставили. И наказания бы не было.

Процесс по делу Фриниха шел всего один день. За это время состоялись следующие юридические процедуры: обращение в суд группы граждан от имени афинского народа, принятие заявления от имени афинского народа афинским же народом; рассмотрение дела афинским народом, речь обвинения, речь защиты от имени Фриниха (ее читал не сам драматург), совещание суда, вынесение приговора. Все формальности были соблюдены. Справедливость – а если есть приговор суда, я считаю, что есть и справедливость, – восторжествовала.

Фриниха наказали за то, за что и полюбили.

За талант? Я не могу это утверждать. Талант – понятие вне юрисдикции. Могу лишь смело говорить о том, что Фриниха полюбили за пьесу «Взятие Милета» и наказали за нее же. Случается такое сплошь и рядом. Но случай с Фринихом особенный. Это – первое дело подобного рода и, стало быть, заслуживает моего самого пристального внимания. Я не могу ознакомиться с вещественным доказательством (пьеса «Взятие Милета» не сохранилась до наших дней, как уже упоминалось), поэтому опираться придется на косвенные данные. И в первую очередь стоит обратить внимание на само событие, послужившее отправной точкой всей этой истории.

Взятие Милета.

Самое что ни на есть настоящее, а не «Взятие Милета», написанное Фринихом. Разумеется, сам Фриних при этом не присутствовал. Как и никто из афинян. Теоретически, конечно, присутствовать при взятии Милета они могли. В стане милетцев, конечно. Они этого не сделали.

Афины отказались от Милета: они решили, что делать вылазку в тыл персов, осаждающих город союзников, было бы слишком рискованно. Теперь вам понятно, почему так рыдал зал? Да, Фриних разжалобил их, но он же напомнил горожанам Афин о том, как они нарушили союзнические обязательства.

Фриних их тоже нарушил: он был афинянин.

Впрочем, у драматурга есть слабое, но оправдание. Он обменял предательство на прекрасную пьесу, заставившую рукоплескать зал.

Так, по крайней мере, о ней говорят современники. У меня нет причин не доверять им: не окажись пьеса так хороша, как о ней отзывались, вряд ли Фриниха судили бы за нее.

Особого внимания заслуживает речь защиты. Как я уже упоминал, читал ее не сам Фриних. И конечно, не адвокат: таковых в Афинах попросту не было. Тогда в городе во время суда защищались обычно сами обвиняемые. Но Фриниху этого сделать не позволили: судьи, хорошо зная его талант, запретили драматургу писать речь в свою защиту. Обвинители, афинские горожане, боялись того, что обвиняемый Фриних разжалобит публику и суд – афинских же горожан. Таким образом, они защитили себя от пагубного воздействия Фриниха.

Речь в защиту Фриниха, сочиненную не Фринихом, читал тоже не он. Драматург специально для этого нанял городского оратора. Не самого блестящего, потому что на хорошего оратора денег у Фриниха не было. Он мало зарабатывал: вход в театр Афин был бесплатным и никаких денег за постановку драматург не получал. Оплачивался только труд актеров. Платил город. Что в принципе справедливо. Практичные афиняне не покупали кота в мешке, а устанавливали размер оплаты только после того, как пьеса была просмотрена.

За «Взятие Милета» актеры получили баснословный по тем временам гонорар.

Соответчиками Фриниха актеры не были. Суд понимал, что они – всего лишь исполнители. К тому же лица актеров театра того времени прикрывали глиняные маски. Это не позволяло установить степень вины каждого из них в оскорблении, нанесенном городу. Маски были великолепны: изготовленные лучшими скульпторами города, обоженные лучшими гончарами, они прекрасно передавали состояние и настроение актера. Вернее, состояние души персонажа, которое придал ему, персонажу, автор.

По сравнению с этими масками ужимки актеров всех эпох выглядят жалко. Говорят, что маски отменили в процессе эволюции театра. Это не так. Отказ от масок стал шагом назад.

Театры отказались от масок под давлением властей. Те хотели знать в лицо человека, который, пусть и не по своей воле, может стать участником постановки, нанесшей оскорбление правящему режиму. Чистой воды политика. Именно из-за этого мы лишены возможности насладиться театральным искусством в чистом его виде. Взамен вот уже четыре тысячи лет мы, ничего не подозревая, смотрим пантомиму.