Роман Гребенчиков - Книга Иоши

– Владику помог? – аккуратно уточнил у меня Мансур.

– Если больше ничего не присылает, значит да. Хотя ему помог только с частью А и Б. Из части Ц он так ничего и не прислал. Видимо, не надо.

– Ему и этого хватит. Жирно иначе.

Я лишь улыбнулся краешком губ на его очередную брошенную колкость в сторону моего соседа по парте.

– Посмотри на это чучело. – Его глаза были устремлены на Вячеслава Николаевича. – Весь в сына.

– Скорей наоборот, – с более очевидной улыбкой ответил ему. – Тем более он глава родительского комитета, это его обязанности, решать с училками проблемы.

– Знаем, какие они проблемы решают. К примеру, в какой ресторан пойти вечером.

– Не, Владик сказал, что батя хочет уговорить нашу маразматичку притащить на выпускной бухло, чтобы мы «легально» при предках пили, тем более никто не против, кроме самой маразматички.

Мансур взглянул на меня, как на идиота. Не хватало только чтобы он покрутил пальцем у виска.

– Наша святоша не согласится, когда она увидела меня с сигаретой, то такой скандал устроила.

– Это другое.

Он лишь махнул рукой и больше ничего не добавил на эту тему.

Как только Вячеслав Николаевич ушел, мы приступили к финальной репетиции на тот день. Наша классная руководительница зря переживала последние несколько дней: все прогоны были идентичны, без ошибок и идей для улучшения. Она была из той категории граждан, которых принято называть перфекционистами. Она все доведет до идеала, но все равно будет искать изъян. И проблема в том, что в той достигнутой стерильности нет ничего интересного, это просто изготовленный по ГОСТу материал, у которого нет никаких отличий, сучков, за которые хочется зацепиться и оставить о них воспоминания.

Планы на день были весьма заманчивы. Я ужасно переживал не успеть. Следующей после школы остановкой в моей расписании был подъезд Мансура. Его родители снимали квартиру в Верхнем Родищенске недалеко от школы. Закончив с репетицией, мы быстрым шагом направились к нему. Перед входом мы осмотрелись, нет ли каких зевак, и в подъезд зашел один Мансур, быстро сунул руку в поломанный почтовый ящик и достал оттуда пачку сигарет и две обломанные ветки. Мы боялись, что кто-нибудь узнает, что мы курим, хотя огромной тайной это не было. Мы прятались не только от родителей и учителей, но и от друзей. Когда одноклассники шли курить за угол школы, то мы всегда проходили мимо. Мы боялись не только ругани предков, но и испорченной репутации. Мы были эталоном целомудренности для старших, но среди одноклассников это звучало по-другому – девственники. Конечно, нам было обидно за такие разговоры, это было одним из весомых аргументов покинуть поскорее стены школы.

В подъезде Мансура была заброшенная квартира, давно разгромлена и оставлена на произвол судьбы. Мы погнули почтовый ящик этой квартиры и спрятали там сигареты и свои курительные приспособления. Курить же ходили под центральный мост, кроме рыбаков там никто не шастал, иногда только залазила другая ребятня в поисках приключений.

Сложно сказать, почему мы курили. В будущем я об этом часто задумывался, но четкого ответа так и не нашел. Либо мы хотели походить на своих крутых одноклассников, либо хотели казаться более взрослыми, но так же не откидываю вариант, что мы просто-напросто хотели творить что-нибудь наперекор своим родителям, ведь они вечно нам запрещали пить и курить. И сигаретами можно было куда незаметней баловаться, потому что алкогольное опьянение сложно скрыть от родителей, тогда как табачный дым мы нейтрализовали жвачками и курением с веточки, чтобы запах не оставался на руках. В университете мне не составило труда бросить курить. Я просто не видел дальше смысла в сигаретах, не получал никакого удовольствия от них, единственное, с чем они мне помогли, так это завести первые знакомства в университете. Было выделено специальное место для курения, куда я и ходил, слово за словом, узнавал обо всех новостях и обретал нужные для себя знакомства.

– Ты уверен, что хочешь поступать в Москву? – спросил я у Мансура.

Между затяжками сигареты мы бросали камни в мостовые стойки.

– Да. – Он затянулся посильней до фильтра и выбросил бычок в воду. – Не собираюсь больше жить под боком у предков, особенно отца.

Я спрашивал это затем, что не хотел терять друга из своей жизни, ведь прекрасно осознавал, что как только мы разъедемся, то общение между нами прекратится. Я наделся, что он передумает и будет вместе со мной и моими друзьями из Нижнего Родищенска поступать в университеты Ястребска. Переубеждать или уговаривать его при этом не собирался, так как не имел никакого на это права. Отец возлагал на него надежды, что сын продолжит его дело и будет помогать с бизнесом на рынке. Мансур категорично был против такого плана на свою жизнь, поэтому хотел слинять в столицу и заниматься чем угодно, но только бы не работать на рынке. Мать была не против, но отец при любом упоминании о Москве начинал скандалить, грозил, что не будет помогать сыну и ни копейки на обучение не даст.

– Что ты планируешь делать после того, как окончишь универ? – спрашивал я.

– Хер знает. Может, пойду играть на бирже или в офисе работать, только бы не впаривать всякую херню, которая никому не нужна. Ну а ты что планируешь?

– Хочу быть боссом. – Мансур ухмыльнулся на мое высказывание. – А ты прикинь, что ты босс. Ты Босс! – последнее слово я особенно старался подчеркнуть.

– Не, не хочу, тебя сразу же все будут ненавидеть. Такова судьба любого начальника.

– Зато у тебя будет много денег и власти. Посмотри на Вячеслава Николаевича, разве ему хреново живется оттого, что его ненавидят служащие. Ему явно насрать на их мнение.

– Как знаешь, но я лучше буду жить в дыре, но останусь человеком в глазах окружающих.

Я наконец-то докурил сигарету и выбросил ее следом за бычком Мансура, но на воде побежали кольца сильней, чем от наших окурков. Рядом упал в реку булыжник побольше, окативший меня с Мансуром водой. К нам под мост спустилась троица наших одноклассников, которая никогда не разлучалась. Гром – главный авторитет нашего класса, красавчик и придурок, считающий, что ему все дозволено, хотя это же можно приписать его подпевалам. Демон, о котором можно сказать, что он не толстый, а кость широкая, но он действительно выглядел очень огромным, даже по сравнению со мной, и Сафрон, музыкант и сплетник, обе его личины имеют особую популярность среди девчонок, чем он, собственно, без стыда всегда пользовался.

При их виде я выпрямился, а челюсти сжались. Мансур же прищуренными глаза следил за ними.

– Здарова, лузеры! – воскликнул Гром, когда мы на них обратили внимание. – Последние деньки в раю? Кто ж за вас после школы впрягаться теперь будет? Нас-то уже не будет рядом.