Филипп Обретённый - Милые мальчики

Музыка действительно била по ушам.

– А чем жизнь не игра? – бросил Артем, глядя на Колю.

– Хорошая мысль, – бросил Дима.

– Ладно, – усмехнулась Маша, бросая козырную даму.

Мельком Леня заметил, что у нее же сидит и достопочтенный муж выброшенной карты. Это снова заставило Леню усмехнуться. Артем взял.

– Коль, сядь на место, нечестно вмешиваться! – строго произнес Кирилл. – Пусть каждый сам играет.

– Щас Маша всех нас дураками сделает, – улыбнулся Артем.

– Это мы еще посмотрим, – усмехнулся Леня.

Снова блеснул разноцветный взгляд.

– Что будет делать тот, кто проиграет? – спросил Кирилл. – А то так скучно совсем играть. Нужно, чтобы боялись проиграть.

– Давай поцеловать тебя? – усмехнулся Дима.

Леня поднял глаза на него.

– Это должно быть для меня страшным? – не выдержал и съязвил он.

– Для всех, – улыбнулся Дима.

– Правда?

– Да.

Все устремили взгляды на Диму и Леню.

– Хорошо, – желая придать голосу должный уровень спокойствия, произнес Леня. – Значит, поцеловать Кирилла для кучки пидоров и девушки, с подросткового возраста влюбленной в него, так же страшно, как и мне?

«Левушка» присвистнул.

– Леня! – воскликнула Маша

Кирилл засмеялся.

– Да, плохая идея, Дима, – проговорил он.

– Принесу чипсы, – сказал Артем и удалился.

– Захвати мне крабовые, – бросил вслед Коля.

– Расслабь булки, старичок, – не переставал смеяться Кирилл. – Никто тебя насиловать здесь не собирается… Я хожу. Надоели болтать.

Леня не успел ничего сказать, как игра разгорелась почти с тем же энтузиазмом.

Три взгляда. Этот взгляд, исчезающий, возникающий. Ее взгляд, мимолетный, обиженный. И взгляд разноцветный, полный непонятного интереса, все так же сверкающий в огне камина.

– Вообще я не понимаю этого страха, – проговорил Кирилл, когда Артем вернулся с контейнерами, полными чипсов. – Спасибо.

Все поблагодарили пришедшего в свою очередь.

Леня открыл еще одну банку пива.

– Ты о чем? – спросил Коля.

– О гомофобии.

Леня глубоко вздохнул и глотнул пива. Началось.

– Чего ты боишься, Леонид? – обратился к нему Кирилл.

Леня молча посмотрел на него.

– Кирилл! – выпалила Маша. – Неужели обязательно?

Все затихли. На фоне играла музыка. Каждый ждал, что будет дальше. Дима медленно перемешивал «бито».

– Ты весь день нас чураешься, смотришь в нашу сторону с отвращением, – спокойно продолжал Кирилл. – А сейчас так ужаснулся возможности поцелуя со мной, что я даже подумал, что чем-то могу заразить тебя. Ты боишься заразиться от меня?

– Чего? – протянул Леня, возмущаясь. – Нет.

– А в чем проблема? А?

Молчание.

Снова блеснул разноцветный взгляд.

– Может, все дело в том, что я гей? – продолжал размеренно Кирилл. – И ты брезгуешь мной, потому что считаешь меня извращенцем, отклонением от нормы. В твоей голове с детства заложены идеалы семьи, сожительства мужчины и женщины. А тут куча парней, которые шпилятся в зад… Офигеть! Они и меня могут такой гадостью заразить! Пусть горят в аду. Но без меня.

– Заметь, это не я сказал, – начал закипать Леня.

– Потому что ты не можешь. Потому что постесняешься. Да, ты имеешь на то право, но зачем тогда ты вообще здесь? Ты же нас не переносишь! Зачем ты приехал?

Леня молчал.

– Знаешь, почему я не люблю гомофобию? – говорил Кирилл, смотря в упор на Леню. – Даже не за то, что это устарело! А за то, что все это ложь по большей части. Человеку, далекому от всего этого, должно быть наплевать. Ему будет наплевать на члены и на те члены, которые их сосут. В природе гомофобии, по моему мнению, лежит страх того, что ты сам гей, что ты сам членосос, страх того, что, если попробуешь, если соприкоснешься, то не сможешь остановиться, что тебе понравится. Это страх увидеть себя таким, каким есть, не вяжущимся с общественными устоями… Мне кажется, это очевидно. Любой сознательный человек это понимает. Но тут явно не про сознательность…

Леня молчал. Ему хотелось сорваться с места, наброситься на него. Но Маша сидела рядом, и ее опущенный взгляд успокаивал его.

– Знаешь, кого действительно нужно бояться, ненавидеть? – произнес будто примирительно Кирилл. – Тех, кто, не признав свою сущность, ведет двойную жизнь. Кто для общества держит идеалы семьи и щупает сиськи, а в темноте, пока никто не видит, посасывает чужой член.

Блеснул тот взгляд.

Все замолчали. Игра замерла. Тихо играла какая-то тонкая мелодия. И сквозь нее проскальзывал треск камина и хриплое дыхание ветра за окном.

– Знаете, – начал «Левушка», – вообще здесь стоит поговорить о любви.

Все сразу усмехнулись. Образовавшийся холод дал трещину.

– Нет, здесь не смешно, – продолжал Левушка.

Голос у него был мягкий, слегка шершавый. Напоминал что-то осеннее, наверно, рассыпающиеся листья.

– Все ведь знают греческую богиню Венеру?

– О, я обожаю ее! – прокричал Артем.

– Так вот, – бросив на него взгляд, мягко продолжил Левушка. – Если вспомнить, как она родилась, то многое можно понять.

– Она родилась из упавшего в море семени Урана, оскопленного его сыном Кроносом, – перебил его Артем.

– Да. И, если вдуматься, по старшинству она выше Зевса, который свергнул Кроноса, своего отца. Афродита была раньше. И ее история гораздо длиннее.

– И к чему это? – спросил Кирилл с недовольством.

– Дослушай, – просто ответил Левушка. – Венера была богиней любви. Но греки понимали любовь гораздо шире, чем мы. Любовь, по их мнению, являлась стихией, управлявшей жизнью людей. Она приносила счастье, плодородие, спокойствие, утешение, дарила радость, умиротворение, защиту. При этом же любовь разрушала, убивала, ссорила, разлучала, становилась причиной войн, смертей, болезней, горя. Венеру обожали и боялись. Любовью была не просто плотская страсть, потребность. Это было важнейшее понятие жизни, включавшее все аспекты существования. Это было чувство, приравниваемое и к счастью, и к страданиям. Любовь была самой жизнью, ее ядром, смыслом. Именно такой силой управляла Венера. Она была в самом центре.

– И? – заинтересовалась Маша.

– А затем были статуи Праксителя, другие скульптуры, римские копии, картины Возрождения, которые материализовали, очеловечили Афродиту, облекли ее в плоть и кровь. И уже с того времени богиня стала превращаться в шлюху, которая обернулась мелким божком, управляющим сексом и его проявлениями.

– И к чему это? – шутливо протянул Кирилл.

– К тому, что все эти проблемы с принятиями – последствие превращения силы, управляющей жизнью, в потребность, функцию организма, – произнес Левушка.

– Знаешь, я никогда не сомневался, что эта функция управляет человеком, – заявил Кирилл. – Я бы так не переживал на твоем месте. Человеки решили проблему Афродиты. Вместо божка появился новый, огромный бог – Фрейд. Он вернул уважение к силе потребности. Нам больше не нужна Венера…