Антон Мухачёв - Запрещённые люди

– Штурм! – хрипнула рация. Большой палец вдавил кнопку дверного звонка. Незваный оперативник невольно залюбовался глянцем собственного ногтя. Звонок не работал. Через минуту опер чертыхнулся.

– Ну что там? – затрещал голос майора в рации.

– Никто не открывает, – удручённо ответил опер.

– Бл…! Конец связи!

Молодые оперативники из группы захвата расслабились и подпёрли плечами стены подъезда. На ступеньке лестничного пролёта сидели, прижавшись друг к другу, две девушки. Надо же было так влипнуть! Возвращались с дискотеки и неожиданно для себя стали понятыми. Трава отпускала, клонило в сон и было страшно. Из разговора оперативников они знали, что за дверью скрывается опасный преступник-экстремист.

Вдруг приоткрылась соседняя дверь, и из-за неё показалось сморщенное лицо старушки с жёлтыми белками глаз.

– Да дома они, дома! – проскрипела бабка. – Никто никуда не уходил, я бы заметила. Стучите громче!

С этими словами она скрылась за дверью, но захлопнуть её не смогла из-за просунутого ботинка оперативника.

– Бабуся, кофейком угости!

Перед металлической дверью, обитой дерматином, вот уже полчаса сидел на корточках старший лейтенант в штатском и заглядывал в замочную скважину. В щёлку было видно кухню, в окне которой сумерки постепенно сменялись ярким рассветом. Большой стол занимал всё пространство. Больше ничего разглядеть не удавалось. Лейтенант сменил уставший глаз. Он представлял, будто смотрит сквозь оптический прицел, но вопрос подошедшего майора вернул его в реальность старого подъезда.

– Ну что там?

– Пока ничего, – ответил лейтенант и стал кричать в замочную скважину: – Флай! Антон! Ну открой, ты же дома, мы знаем!

Его глаз снова прильнул к двери, а рука забарабанила по дерматину, выбивая ритм популярной мелодии.

– Не вздумай покинуть наблюдательный пост, – приказал майор. – А я за слесарем пойду.

Неизвестно что подумал лейтенант, но вслух буркнул:

– Есть не покидать пост. Флай, открывай! – снова застучал кулак.

На девятом этаже проскрежетали двери лифта. Из него вышел участковый со слесарем местного ДЭЗа. Девицы принялись канючить:

– Может, мы домой пойдём? Спать хотим, в туалет надо.

– Сидеть! – раздражённо рявкнул подошедший майор. Он явно не предполагал, что «штурм» так затянется. По другим адресам уже два часа шли обыски, у него же как-то не заладилось с утра. – Вот эта дверь, – ткнул он пальцем, – вскрывайте!

– Документик бы, – замялся слесарь, глядя в пол.

На лбу майора выступила испарина, глаза стали краснеть. От скандала с избиением спас участковый. Что-то шепнул слесарю на ухо и подтолкнул к двери. Слесарь достал инструмент и принялся ковырять замок.

Оперативник докладывал майору:

– Объект в помещении! Зашёл на кухню, поджарил яичницу, посидел за ноутбуком, съел яичницу, показал мне язык и скрылся из сектора обзора. Разрешите идти?

– Вали отдыхай, а то переутомился, смотрю, – так же по форме ответил майор, – и позови группу захвата, будем объекту язык вырывать.

Себе его вырви, подумал старлей, но вслух гаркнул:

– Есть вызывать группу захвата!

В квартиру кубарем вкатились два худощавых опера с пээмками в потных ладонях.

– Чисто! – просипел первый, заглянув на кухню.

– Чисто! – отозвался эхом второй из туалета.

Перед ними была закрытая дверь в спальню. Из груди рвалось сердце, перед глазами промелькнуло беззаботное детство.

– Давай! – шепнул первый.

– Почему я? – засомневался второй.

Сзади тихо подошёл майор с чёрной папкой, прижатой к груди:

– Вперёд, – кивком головы приказал он.

Дверь в спальню распахнулась, оба опера влетели в небольшую уютную комнату и застыли на пороге. На широкой, аккуратно застеленной пледом кровати сидела счастливая молодая семья: папа, мама и маленькая дочь. Они играли в нарды. Девочка кинула кубики.

– Твой ход, – произнёс молодой человек и поднял взгляд на оторопевших оперативников. – Здравствуйте, а вы кто?

Из-за спин выглядывал майор. Он смотрел на экран включённого телевизора. Там с нескольких скрытых видеокамер, установленных в подъезде и коридоре, демонстрировалось лайв-шоу «Бархатная контрреволюция».

– Ну, сука! – выдавил майор. – На пол всех!

– Подъём! Взгляд упёрся в потолок. Пару секунд я вспоминаю, где нахожусь. Яркий свет режет глаза. Давно мечтаю выспаться в полной темноте. Впрочем – к чёрту мечты, день начался.

Просыпаюсь быстро, за полтора года наловчился. Прежде любил понежиться в постели, раз за разом переводя будильник. Теперь будильник в прошлой жизни, как и многое другое.

Пока мозг загружается, тело уже выскочило из-под тонкого одеяла в зелёную клетку. Оно не очень греет, но в отличие от распространённых здесь тёмно-синих мрачных покрывал моё радует ярким цветом. Когда-то я смог выменять его у соседа, добавив к одеялу тёплые носки. Чтобы не замерзать по ночам, поверх кидаю куртку.

В камере свежо, ещё чуть-чуть и было бы холодно. Быстро натягиваю комплект термобелья, белую футболку, шорты, шерстяные носки. Застилаю кровать, здесь её название – «шконка». Я недолюбливаю тюремный сленг. Но некоторые названия очень точно отражают местную жизнь. Вот и хлопают «на продолах» «кормушки», а «дубаки» будят сонных бедолаг.

Когда очередь доходит и до нашей двери, моя койка уже заправлена, я полностью одет и в руках держу письма на отправку. В квадратную «кормушку» заглядывает блондинка, с улыбкой докладывает, что утро нынче доброе. Я не возражаю и улыбаюсь в ответ.

Сосед продолжает дрыхнуть. Под ворохом одежды его не видно. Те, кто сидит недолго, на утренние призывы не реагируют. Но если валяться под одеялом, дежурные начинают долбиться в толстую металлическую дверь, издавая громкие и неприятные звуки. Сосед – человек военный, и я кричу: «Рота, подъём!»

Из-под груды китайского текстиля выглядывает китайская голова. Некоторое время сосед соображает, куда его закинула нелёгкая, глаза сквозь узкие щёлки тупо оглядывают стены. Уж сколько раз я видел этот взгляд! Наконец сосед меня узнаёт и улыбается:

– Ни хао!

– И тебе не хворать.

Брови на жёлтом лице отсутствуют, китаец их сбривает.

Я протягиваю руку и включаю электрочайник. В нашей бетонной клетушке со светло-розовыми стенами практически всё можно достать, лишь протянув руку. Пять-шесть шагов от двери до койки соседа по узкому проходу между моим ложе и приваренной к полу партой со скамейкой – вот и вся жилплощадь.

Пока закипает чайник, я «принимаю ванну». Набираю в пригоршню ледяную воду – будь она немного холоднее, из крана сыпались бы кубики льда. Ныряю в ладони, ух! Не давая себе опомниться, повторяю экзекуцию несколько раз, смывая остатки сна в канализацию. Над рукомойником полочка из оргстекла, на ней гигиенические принадлежности на две персоны: русскую и китайскую. Моя зубная щётка, как ветерана этой «хаты», – справа, ей в туалет не упасть. Щётка же китайца периодически срывается на встречу с «дальняком». Назвать жестяной конус с круглой крышкой как-то иначе невозможно.