Иван Валуев - Broadcast

В голову лезли слова, красиво выстраиваясь в ряд, описывающий ее нагое тело. Прошлые связи имеют свои фантомные боли. Какой-то умник твердил, что любовь это только химия человеческого организма. Я бы мог в противовес заявить таким умникам, что они чересчур заносчивы относительно своего ума. Это либо комнатные дрочилы, не имевшие в своей жизни полноценной связи с женщиной, либо выжившие из ума старики, уверенно полагающие, что за свои несчастные восемь десятилетий смогли понять абсолютно все. Именно эта самоуверенность выжила их из ума еще до того, как они пришли к таким дешевым выводам. Я спускался все глубже в балку. Солнце временами выходило из-за туч. Но эти отрезки были такими кратковременными, что казалось, будто вот-вот и снова с неба пойдет дождь. Листья трепетали над головой, создавая мелодию сотен зеленых бабочек, которые пели одну и ту же песню в унисон, о том, что они никогда не смогут взлететь и их судьба – это со временем упасть на землю, не издав ни звука. Затем они умрут, превратятся в землю и снова прорастут в тех самых местах, где им суждено было никогда не взлететь. Их бесконечный цикл в безжалостной реинкарнации, которая не дает им даже возможности вспомнить, что они все это уже проходили.

Недалеко я услышал, как громко закричал мужчина. Было похоже на то, что он кого-то прогонял и ругал. Я прошел еще метров двадцать или около того, как справа от тропинки, по которой я блуждал, на небольшой горке, укрытой в тени деревьев и высоких кустарников, лежали двое в объятьях друг друга. Они были уже не молоды. Они там выпивали, разговаривали, пока в порыве страсти не снесли все, и теперь бутылки из под пива и водки окружали их бессмертный ритуал. Мужчина был как медведь крупный, коренастого телосложения. Он весь был покрыт волосами. Казалось, что это было скорее какое-то животное, нападающее на людей в этой балке. Под всеми волосами было видно, как играют его объемные мышцы; он буквально вкладывал в нее весь свой гнев, накопленный за годы голода. Я надел солнцезащитные очки. Эта сцена светилась ярче солнца, которого я уже давненько не видел. Женщина лежала на грязной земле, откинув своим телом дряхлую цветочную подстилку. Смотря на эту подстилку, мне стало немного страшно. Возникло ощущения чего-то непоправимого. Испачканный и местами разорванный рисунок цветов внушал мне испорченность чего-то особенного, к чему не имела права прикасаться рука человека. Женщина заметила, как я иду и изучаю их. Ее волосы перемешались с гниющими листьями и травой, будто она сама уже начинала сливаться с землей, превращаться в неё, после чего ее ожидает бесконечное падение и растление, снова и снова…

Она подняла свою истощенную руку, и подзывала меня присоединиться к ним своим тонким указательным пальчиком, за которым выглядывала болезненная порочная улыбка. “Возможно она тоже будет испытывать фантомные боли когда-нибудь” – подумал я, и скрылся в чаще балки, идя дальше извилистой тропинкой. Пройдя немного дальше, здесь же, на этой тропинке, на старом бревне сидел маленький ребенок, девочка лет восьми-девяти. Она сидела в беленьком испачканном платице и плакала, опустив голову на сложенные руки. Заслышав шаги, она подняла голову, озарив мне свои светлые печальные глаза и две грязные щеки, на которых оставили свои следы ее прозрачные слезы.

Привет, – обратился к ней я, сняв очки и стараясь улыбаться, хоть и было не по себе. – Все хорошо?

– Ага, – не совсем понимая, что происходит, ответила она.

Я стал проходить мимо нее, пока она наблюдала с опаской, но и с интересом за моими шагами.

– А ты куда? – спросила она, шмыгая носом.

– Эмм… Сам не знаю. Гуляю очевидно.

– Ааа… А можно я с тобой пойду?

– Зачем?

– Ну не знаю. У тебя глаза светлые.

– У тебя тоже. Но это ж ни о чем не говорит.

– Говорит. Бабушка говорила, что люди со светлыми глазами самые добрые.

“Как ошибалась твоя бабушка” – пробубнил я себе под нос, отворачиваясь в другую сторону, будто осматриваю окрестности.

– А что ты тут одна делаешь?

– Я здесь с мамой и с папой. Но они меня прогнали.

Все пазлы стали на места. Ребенок становится помехой, когда верх берут инстинкты, и ответственность, взятая на себя ранее, если это был не залет, превратилась в пыль. В моей голове стали появляться мысли, о чем сейчас они думают, порхая друг на друге – “Они уже давно мертвы. Такими скорее всего и пришли в этот мир.” Больше я не мог ничего себе сказать. Я был бессилен.

– Ладно. Идем со мной.

Девочка медленно поднялась, поравнялась со мной и пошла рядом, загибая траву своими маленькими ножками. Я решил сразу вывести ее из этой балки, и сесть на лавке, у главного входа в парк. В таком месте ее родители при выходе сразу увидят ее и меня. Я предполагал, что завидев родителей девочки, сразу покину это место и тихонько уйду. Только сейчас я заметил, что у девочки разбиты колени в кровь и возле виска под светлыми волосами темнеет синяк. Этот ребенок уже давно обречен. Ее ждет приблизительно такая же жизнь, которая когда-то ожидала ее мать. Хотя обычно таким покинутым везет. Уметь бы еще распознать где именно ожидает нас удача, не было бы большинства проблем от отчаяния. Я поправил платье девочки, которое задралось, зацепившись за неровности деревянной основы лавки, оголив бледные маленькие ягодицы и грязные желтые трусики.

– Эй ты! – услышал я в нескольких метрах от себя. – Ты что это там делаешь с моей дочкой.

Он подскочил в одно мгновение. С учетом того, сколько он выпил алкоголя, он был достаточно трезв, трезвее даже меня во всяком случае. Он замахнулся и готов был прибить меня к это лавке. Я увернулся от его дужей руки, споткнулся и упал; стараясь быстро встать напоролся на его ногу, и покатился по асфальту. Мой взгляд пытался не потерять из виду девочку. Ее снова оставили одну. Она сидела опустив все так же голову и плакала едва слышно судорожными всхлипами. Второй удар я уже не заметил, и он угодил куда-то над виском с левой стороны. Отовсюду стали сходиться люди, и глазеть, что происходит. Меня видимо за что-то били, и я понимал за что, отчего не мог не смеяться. Они теперь перед всеми выглядели такими благородными, защитив своего ребенка от какого-то мужчины, но не защитив от себя и от этого мира.

Я понимал, что если не убегу, то смогу только увидеть последнюю вспышку перед глазами. Я снова попытался встать, как его хук смахнул меня прямиком в балку. Пролетая кубарем по траве, задевая кустарники, собирая клещей, я упал на самом ее дне, немного подполз к ближайшему дубу, который раскинул свои кроны над моей головой, забрасывая меня и укутывая своими нежными листьями, что я готов был сродниться с ними, превратиться в землю и хотя бы на миг увидеть мир с высоты такого могучего дерева. Теперь я понимал, почему эти листья так влечет постоянство их реинкарнации, – им важен вид, они также находятся целую вечность на необозримой высоте, как и в бесконечном падении вниз с этой высоты…

Читать дальше