Иван Валуев - Broadcast

– Ну и что ты как дура держишь эти мешки? Опусти их… – сказал я, продолжая следить за ее спиной, шеей и профилем лица.

– Почему ты вечно меня оскорбляешь?! – крикнула она на меня в истерике, бросая свои чемоданы, один из которых упал набок. Я почему-то боялся, что она заплюет мне очки.

– Наконец-то ты их поставила. Он приедет, не переживай. Думаю он сейчас выбирает цветы, чтобы ты не сильно горячилась.

Ее глаза снова заблестели, как прошлой ночью, когда она по-видимому уже вкушала фантазии насчет следующего дня. Но я не унимался:

– Но обязательно смотри ему в глаза, возможно они будут не такими сильными, как в прошлую вашу встречу. Скорее всего прошлую ночь он провел в компании своей безотказной дурочки, на которую и спустил часть своих денег на дешевые подарки, немного пустых слов для искушения и праздный взрыв флюидов на ее лицо, как приз автогонщика в брызгах шампанского. Ты просто представь себе это? – сказал я и сам засмеялся с этой дурости. Я как перед собой представил в замедленном виде какую-то молоденькую дурочку, на которую извергается поток спермы, рождая в ней чемпионские эмоции и надежды на светлое будущее.

– Пошел ты! Мне твои шутки осточертели! Ты невыносим! Тебя никто не любит, вот ты и кусаешь всех подряд!

– Возможно ты права, – ответил я улыбаясь ее гневу, – но я по-крайней мере принимаю эту действительность, а ты видимо нет.

Она покраснела еще сильнее. Для таких как она правда кажется невыносимым инструментом уничтожающим их прекрасные иллюзии. Я уверен, что этот не первый и не последний. И что я был таким же перевалочным пунктом, как и многие до меня, и даже которые будут после, чтобы заткнуть дыру зияющую у нее в груди, не выдавая в зеркале ее выбранное чувство глубокого одиночества, не имеющего ни единого шанса на спасение.

Он приехал, когда я уже докурил сигарету и допил свой кофе. Это был типичный женатик с двумя детьми от разных женщин. Он берет от жизни все, что пожелает, и даже не задумывается о последствиях своего вмешательства в чью-то жизнь. Нельзя сказать, что он безответственный. Скорее всего он присылает цветы с яркими открытками своим двум женам и часто видится с детьми, питая к ним теплые чувства. Но все же он мне не нравился уже тем, что я почему-то подумал о нем. Это было лишним и я перевел свой взгляд на улицу. Через дорогу сидел бездомный в грязной одежде, с седой неровной бородой и длинными слипшимися волосами. Он смотрел на меня, и видимо знал все, что только что произошло. Обычно такие люди знают очень много без ненужных слов, так как жизнь предоставила им массу примеров и уроков, которые возможно освободили их от бренности. Над ним точно так же шелестели кроны тополей, как и надо мной. Но между нами была не только дорога, но и огромная пропасть в осознании всего. Он явно преуспел куда более моего. Я опустил руки в карманы и провожал их в далекий путь. она не прощалась. Это было ни к месту. А я улыбнулся ей с пониманием ее безудержных надежд. Возможно она сможет раскрутить его на третьего ребенка и привязать к себе на всю жизнь, хотя бы отчасти.

В кармане я нашел косяк, значит жизнь еще очень добра ко мне. Я знал, как смогу провести этот вечер в пределах небольшого Страсбурга. Я хотел подать деньги этому бездомному, но он воспринял бы это скорее за оскорбление. А так как мне пока не кого было оскорблять, я решил подать ему деньги. Он молча их принял и кивнул. Но осуждение в его взгляде не пропадало. Я вспомнил крайний сон; в нем по прежнему снился полуразрушенный мост над мелководьем среди ясного дня. Судя по всему я никак не могу наладить пути, связывающие мою жизнь с каким-то будущим. Я давно не прикасался к письму, и знал, что именно сегодня подходящий день, чтобы не прикасаться к нему в очередной раз, а попробовать вздохнуть немного глубже своей свободой, и пойти своей дорогой, которая возможно приведет меня к моим полуразрушенным мостам… А на крыше соседнего здания кромки цветастого зонтика трепетно колыхались на ветру, под порывом которого уже никого не наблюдалось в тени. Я видел, как они вышли из дома, держась за руки, вприпрыжку, и направились по улице навстречу своей радости. В них было что-то такое, чего я не замечал в остальных заблудших друг в друге парочках. В голове пролетела мысль, что кому-то везет. Но мне сегодня повезло немного больше…

Broadcast 5

Фонарь одиноко освещает подъезд замкнутой от дороги улицы. Всё что у него есть это свет, мигающий в попытке осветить небольшой участок перед входом. Ручку двери слишком часто дёргают неизвестные никому люди. Каждый раз двери открываются и впускают в тёмный коридор очередного человека, который постепенно начинает ориентироваться в темноте незнакомого места наощупь, оставляя следы своих грязных ног и отпечатки своих испачканных рук. И это место становится узнаваемым, как и тысячи других, но лишь в сознании этих незнакомок и незнакомцев. И они сходятся все, как один, на том, что им всё уже известно. Чего нельзя сказать о дороге, уходящей вдаль под покровом звёздного летнего неба с бесконечными остановками на попутчиках, неизменно ожидающих себе подобных на своих неизменных местах. Я иду и вокруг меняется только пейзаж. Дорога всё та же, попутчики всё те же. А я иду всё дальше, потому что я такой же как и все остальные.

Она принесла на встречу пирог, сделанный своими руками. Я принял презент в целлофановом пакетике, и мы двинулись в путь. Солнце в тот день падало на соседние здания тем самым огненным отливом, как и двадцать лет назад. Я вспомнил Миядзаки и его мультфильм «Унесённые призраками», создавшие в моей жизни огромное что-то и пропасть ничего одновременно. Я поделился с ней своим воспоминанием, не осознав того, что уже стал уязвим, в тот самый момент, когда искренность была совсем неуместна, я вставил её как орудие суицида. Она слушала очень внимательно, и часто поглядывала на меня с заинтересованностью. Наш разговор касался множества тем. Но основа была в том, что я был чересчур открыт, хотя и пытался таким не быть. Это был тот самый момент, когда я захотел быть собой, быть настоящим, никого не обманывая, и наконец дыша полной грудью. На одной из лавок площади мы присели и я съел пирог, приготовленный её руками. Сказать , что было вкусно – это не сказать ничего. Чувства были странными: опустошение граничило с неизвестностью. Мы шли дальше по аллее с молодыми насаждениями душистых цветов и ярко зеленых кустарников. Она была без лифчика в легком топе и джинсах с завышенной талией. Честно, тогда мне ничего не хотелось. А чем меньше хочешь, тем больше получаешь. Сначала я оказался языком между ее ног. А немного позже уже наяривал на ней, закинув ее аппетитную ногу себе на плечо. Нельзя сказать, что аллея с душистыми цветами сразу переросла в секс в том самом месте.