Хьюберт Селби-младший - Комната

Он сильнее прижал руку к глазам, чтобы получше разглядеть их лица. Сначала они покраснели от стыда, потом побледнели от страха. Радость, охватившая его, была настолько интенсивной, что он даже поперхнулся и, подскочив на койке, закашлялся. Усевшись на краю нар, он попытался зафиксировать образ искаженных ужасом физиономий копов, злясь оттого, что кашель все испортил. Наконец приступ кашля закончился, и он снова лег, чтобы вернуть обратно эти лица, и, хотя, они были смазанными, он видел достаточно, чтобы радость снова наполнила его тело, но тут он снова закашлялся и прекрасному зрелищу пришел конец. Он сел, оперевшись спиной о стену. Его тело по-прежнему звенело от радости. Он сиял, разглядывая становившееся все более испуганным лицо Капитана, внимавшего Комиссару, и то его выражение крайней ярости, когда он орал на двух провинившихся подчиненных.

Даже после того, как он открыл глаза, снова наткнувшись взглядом на трещины, покрывавшие серую стену, приятное чувство не оставляло его еще долгое время. Потом стены с их трещинами снова стали приближаться, увеличиваясь в размерах.

Он вскочил и заходил по камере. Он смотрел на ноги и на пол, аккуратно проходя от стены к двери ( наступил на трещину – получи затрещину ) и от двери обратно к стене. Какое-то время в его чувствах был полный провал, затем, постепенно, тело напряглось от злости. Он мельком взглянул в зеркало и продолжил свою осторожную прогулку из угла в угол. Глупая была игра. Вообще непонятно, зачем мы в нее играли. Скакали козлами по всей чертовой улице. Было весело? Хрен там.

Сев на койку, он закрыл руками глаза.

Та парочка копов выглядела донельзя обеспокоенными и напуганными, когда он ставил их на место, и видно было, как их трясло, когда они выходили из офиса Капитана, чью физиономию разрывала ярость, которую он на них выплеснул, а он провел прекрасный вечер в обществе Стейси и его семьи, прежде чем все это размыл свет, заставивший его встать и снова заходить по камере.

1, 2, 3, 4, 5, 6… дверь. 1, 2, 3, 4, 5, 6… стена. 1 и 2 и 3 и 4 и 5 и 6 и дверь – взгляд в маленькое окошко – никого, ничего, только стены и полы. 1 и 2 и 3 и 4 и 5 – шажок коротковат, продлевает финальный заход – и 6. Туда-сюда. Вперед-назад. Туда и обратно. Считаем чертовы шаги от злоебучей стены до блядской двери. Снова и снова. Смотрим, чтобы каждый шаг попадал в нужное место в каждом направлении. Будто след в след. Не отклоняемся. Одно и то же. Как и все остальное в этом месте. Капает на мозги. 1 шаг и 2 шага – тик и так. Туда и сюда, тик и так. Наступишь на трещину – получишь затрещину. Попляшут они у меня, когда я отсюда выберусь. Я им всем устрою танцы. Даже тому гондону, что мне руку сломал. Я и его когда-нибудь достану. Я ему, пидору, его дубинку вокруг башки намотаю. Не на того он, сука, прыгнул. И эти два долбоеба… Устрою так, что их попрут со службы. По-любому. Не с тем связались, мрази.

Резко остановившись, он уселся на краю койки, помедлив мгновение перед тем, как растянуться на ней и прикрыть рукой глаза. Ему пришлось подождать, пока его сердцебиение немного успокоится, чтобы не мешать формироваться образам.

Он с несколькими друзьями играл в мяч в переулке за высотками. К нему подошел Анджело с двумя старшими братьями и сказал, что должен с ним подраться. Ты чё? Я не хочу с тобой биться. Ты чё – с моим братухой зассал подраться? Не-а, не зассал. Просто не хочу. Аааа, ну ты и ссыкло. Боится драться с пацаном, который меньше его. Он меня старше. Ему 9. И чё? Все равно он меньше тебя. Эй, слышь. Ты просто зассал. Мамочкин сынок. Нифига подобного! Ха-ха-ха, он мамочкин сынок. Ха-ха-ха, он мамочкин сынок. НЕТ! Я НЕ МАМОЧКИН СЫНОК!

Скандируя, они сформировали кольцо, в центре которого стоял Анджело, а он пятился, повторяя, что не боится. Другие вталкивали его обратно в круг, а он снова пытался из него выбраться с красным лицом и наворачивающимися на глаза слезами. Анджело ему врезал, и он завопил и набросился на него, размахивая руками, с кулаками, сжатыми так сильно, что костяшки побелели. Анджело не смог противостоять такому внезапному напору. Анджело упал, а он обрушился на него с яростным криком. Его тут же оттащили в сторону, но он еще несколько секунд сопротивлялся. Потом он перестал сопротивляться сдерживающим его рукам и почувствовал себя слабым и почти счастливым оттого, что его скрутили. Так он и стоял какое-то время, пока два старших брата осматривали красные шишки на лице Анджело.

Вот, посмотри, что ты наделал. Ты ж ему фонарь поставил! Мы просто хотели, чтобы вы немного побоксировали. Тебе не нужно было бить его так сильно. Нельзя так бить того, кто меньше тебя. Он слышал голоса и насмешки,

но не понимал слов. Он вырвался и со слезами на глазах побежал домой. Он проскочил мимо открывшей дверь матери, забежал в свою комнату и упал на кровать. Его мать последовала за ним, села на кровать и, обняв, стала укачивать, слушая его всхлипывания. Все хорошо, сын. Не плачь. Мама здесь. Мама всегда будет с тобой.

Он убрал руку и позволил свету просочиться сквозь сомкнутые веки. Открыв глаза, он сел. Несколько минут смотрел перед собой, затем слегка улыбнулся. Вот не надо было им на меня наезжать. Они свое получили. Со мной лучше не связываться.

Улыбка становилась шире – пропорционально вздымавшемуся в нем воодушевлению. Затем он услышал лязг открывшейся двери и крик – время жрачки.

Он почти не замечал происходившего вокруг, бряцания металлических подносов, бормотания. Он понимал, что ест, но не чувствовал вкуса еды. Он оставался в столовой до последнего, наслаждаясь не едой, но ощущением внутри. Медленно добрел до своей камеры и сел на койку. Он слышал скрип закрывающейся двери и металлический лязг засова, но эти звуки его не беспокоили. Теперь у него было кое-что, чему можно порадоваться. Что-то вроде десерта. Он будет сидеть и наслаждаться предвкушением как можно дольше. Это радовало. Он ощутил эту радость на вкус. Он ждал и ждал. Острота радости и волнения была почти болезненной. И тем не менее он продолжал оттягивать удовольствие, ставшее почти критическим.

Он с наслаждением опустил голову на подушку и прикрыл глаза рукой.

Он стоял на углу, разглядывая проспект и улицу. Куда бы ему податься? Пожалуй, прогуляюсь по проспекту. Ваши документы, пожалуйста. Каски сияют от света уличных фонарей. (нет. нет.) Ты что тут забыл, приятель? Копы недобро ухмыляются. Ничего. Просто гуляю. Боюсь, я заблудился. Заблудился? Не вкручивай мне эту хрень. Вообще-то, так и есть. Я только что приехал в город и пошел прогуляться, а теперь не знаю, как добраться до моего отеля. Ты бы чего поинтереснее придумал, что ли. Документы давай – и к стене встань. Его грубо толкнули к стене. Знаете что, офицер. Я ничего противозаконного не сделал, и у вас нет прав так со мной обращаться. Серьезно? А мы тебе сейчас покажем, какие у нас права. Он прикрывает голову рукой. Ты спятил? Вы не имеет права. Я свои права знаю. Слышь, умник, ты делай, что сказано, или мы тебе башку проломим. Лучше вам меня больше не бить. Бить тебя? Да мы тебя сейчас убьем. Один из полицейских полез за оружием, и он, неожиданно для них, ударил их по вискам открытыми ладонями. Их каски громко звякнули от удара. Глаза их закатились, и пистолет выпал из руки копа. Он снова с силой столкнул их головами, потом снял с них каски и треснул их головами еще разок. Отступив назад, он спокойно наблюдал за тем, как их тела валятся на землю. Потом он положил копов в их патрульную машину и неспешно пошел дальше.