Сергей Шишков - Юность: удалить

Город утопает в океане темноты, а заново асфальтированные недавно ровные дороги эффектно переливаются светящимися красками магазинных вывесок и светом проезжающих автомобилей. Вот такая холодная и бессмысленная красота в танце с тишиной – единственное, что Павел всегда готов воспринимать. На мрачной крыше всегда как-то непривычно уютно и тепло – так, как обычно бывает только дома. Никто не мешает, никто не учит и не наставляет, ничем не делится и ничего не спрашивает.

Мысли Павла постепенно замедлялись и вскоре остановились вовсе. Сколько он так просидел в темноте – неизвестно, но в какой-то момент парень словно услышал шорох за одним из козырьков вентиляционной шахты и поспешно встал, решив, что пора бы уже спускаться домой. Доехав на этот раз на лифте до своего этажа, Павел открыл входную дверь и зашёл в квартиру.

– Что-то быстро ты сегодня, – удивилась мама.

– Коляну зачем-то нужно было домой, вот и разошлись, – ответил парень, снимая обувь и проходя в свою комнату.

– Через десять минут ужинать, руки помой, – добавила Ирина Александровна и снова ушла на кухню.

Павел рухнул на свой диван и закрыл глаза. «Сесть бы в автобус, любой, и ехать бы, и ехать, и ехать отсюда… – думал Ростовцев. – Сбежать? Нет, просто ехать. Зачем? Не знаю».

С кухни доносились звуки работающего телевизора и шипения масла на сковороде. Мама гремела посудой и периодически включала воду в кране. Дома тоже было уютно, по-семейному, но стойкое ощущение того, что всё должно быть «не так», не давало Павлу покоя. Он не знал, чего именно ему не хватает, не мог объяснить этих тревожных и одновременно тоскливых мыслей, но некое однообразие, в котором он, кажется, жил уже лет пять подряд или даже всю жизнь, лишало ощущения какого-то жизненного удовлетворения. И за всё это, за все эти мысли парню было даже немного стыдно. Он жалел родителей – что бы они ни делали, что бы ему ни говорили. Они старались, старались как могли. Да, не всегда всё получается гладко, но у кого не так? Наверное, так живут все: люди за стеной, в соседнем доме, на соседней улице, в соседнем городе или другой стране. Везде и все.

– Паша, иди есть!

●

Четверг пролетел так же стремительно, как и среда. Антон медленно повернул ключ в замке, открыл дверь и, стараясь идти как можно тише, зашёл в квартиру. Включив свет в коридоре, он снял одежду, разулся и осторожно зашёл в комнату матери, не включая свет.

– Антоша, это ты? – послышался тихий голос.

– Да, мам, это я.

– Заходи, я не сплю.

Антон подошёл ближе, поправил одеяло, которым была укрыта мать, и сел с ней рядом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил парень.

– Да ничего, всё хорошо.

– Давление измеряла?

– Да. Хорошее.

– Точно?

– Да, не волнуйся.

– Как твои ноги, руки? Как чувствительность?

– Я в порядке.

– Я там принёс картошку, хлеб, молоко и лекарство, которое доктор рекомендовал. Второе завтра возьму.

– Не переживай, я себя хорошо чувствую.

– Нет, ну раз нужно два, то купим оба. Я читал о них, хорошие препараты, как раз при невропатии, чтобы улучшалась чувствительность и мышцы окрепли.

– Купим-купим. Как работа-то? Расскажи.

– Да всё нормально, ничего особенного.

– Офис хороший?

– Да, офис, место, коллектив – всё хорошо. Прямо в центре – ну как я тебе и говорил.

– Я рада, – улыбнулась женщина и взяла сына за руку. – Я всегда хотела, чтобы у тебя всё было хорошо, всегда. И я верила в тебя. Мы с отцом старались…

– Так, ну прекрати, – твёрдо сказал Антон и, видя, как намокают глаза матери, положил на её руку свою ладонь. – Всё хорошо же. Ну что ты? У нас всё есть, я работаю, скоро и все лекарства будут. Всё хорошо, мам. Ну что за слёзы, прекращай. Я пойду поставлю воду для картошки и чайник, ужинать будем. Хорошо?

– Да, – ответила Варвара Андреевна и снова грустно улыбнулась.

Антон пришёл на кухню и налил воды в кувшин фильтра. Жидкость медленно набиралась, стекая из одной половины сосуда в другой. Парень всё смотрел и смотрел на эти капли, пока в его голову не начали закрадываться какие-то дурные и глупые мысли, которые он, тем не менее, тут же отогнал от себя, сначала сходив в ванную, помыв там руки и умывшись, а потом вернувшись на кухню и поставив на огонь кастрюлю с водой.

Тихо шипела газовая колонка, а через открытое окно с улицы доносились какие-то приглушённые звуки, шум ветра и голоса местных жителей, давно облюбовавших все придомовые лавочки. Антон сидел за кухонным столом, слегка настукивая по нему ложкой, и непроизвольно вспоминал события прошлой недели.

Странный был день, тот четверг. Сначала не задалось с увольнением и расчётными выплатами на старой работе, пришлось даже немного поругаться с руководством. Что можно поделать со всеми этими непонятными коммерческими конторами – концов в них не сыщешь. Антон плюнул на всё это и просто ушёл, пожелав начальству удачи. Потом встретил свою знакомую, которая около года тому назад могла бы стать для него не простой знакомой, а, вполне вероятно, кем-то бо́льшим – кто знает. Однако этого не случилось. Посидели в кафе, поболтали ни о чём, разошлись. «Яркий пример того, как возможное будущее сразу становится прошлым, не успев побыть настоящим», – подумалось в тот момент Антону. Девушка всё время печально улыбалась, крутила в руках кружку с чаем и, казалось, не могла найти подходящих, важных для беседы слов. Да и были ли они – эти важные слова? Нет, Антону от этого не становилось неловко – просто он, наверное, понимал её и даже не пытался делать вид, что всё это действительно нужно хотя бы ему. Ему это тоже не было нужно. Уже. Многое случилось за этот год, а в ту же реку никто из них двоих, видимо, зайти уже не мог и не хотел. Не получилось тогда, вряд ли получится и теперь; гарантии стали совсем минимальными, о чём свидетельствуют хотя бы вот эти длинные паузы в диалоге. Шорохов просто сидел и смотрел в её большие зелёные глаза, надеясь увидеть там хоть что-то, за что можно зацепиться сердцу или душе. Спустя полчаса разошлись.

Потом Антон долго бродил по городу, разглядывал до боли знакомые здания в центре и гнал от себя всевозможные мысли, которые, тем не менее, так и норовили проникнуть в голову. Парень медленно шагал по очередной аллее сквера и смотрел на людей.

«Какие же огромные вселенные, наверное, у них в головах, – думал Антон. – Гигантские, необъятные. Но до многих из них никому нет дела и часто – даже самим обладателям этих вселенных. Мы живём в примитивных иллюзиях о том, что всё сложно, непонятно, зыбко, и колыхать свой собственный внутренний мир очень опасно. Люди смотрят на нас лишь через призму своих собственных интересов – часто никчёмных, и никто не знает нас лучше, чем мы сами. А мы убегаем, каждый день убегаем от самих себя – на работу, в кафе, в пабы, в кальянные, в телевизор, в холодильник, в интернет, на диван. Куда угодно, лишь бы не сталкиваться лицом к лицу с настоящим собой. Но на самом дне своего сознания мы видим истинную суть вещей, и некоторые явления предстают перед нами с совершенно иной стороны. Не нужно бояться нырять в себя – там всегда есть удивительный мир. Мир, который нужен именно нам, а не всему этому зверинцу вокруг. Настоящий мир».